В общем, я показал себя вшивым интеллигентом. Впрочем, этого оказалось достаточно: Ирина поднялась, чтобы идти со мной.
Однако волкозубого я недооценил. Скалясь своей фирменной улыбкой, он усадил Ирину обратно, а мне сказал:
– Девушка пришла сюда сама, братан.
– Да пошел ты! – моя интеллигентность тут же испарилась.
И эти мои слова были ошибкой: как-то очень ловко он оказался рядом со мной и, продолжая улыбаться, поволок к выходу, обхватив одной рукой за плечи. Со стороны, наверное, могло показаться, что давние приятели решили подышать свежим воздухом. Но вот стоило нам оказаться за дверями кафе, как «приятель» ударил меня локтем в грудь – так, что ребра хрустнули. Я лишь только охнуть успел, как следующий удар – на этот раз в лицо – опрокинул меня на землю, которая оказалась очень твердой. По-моему, он хотел ударить еще ногой (инстинктивно я свернулся, прикрывая живот), когда раздался женский визг. С удивлением я узнал голос Ирины.
– Оставь его в покое, козел! – кажется, она рыдала при этом.
Она помогла мне подняться. Из кафе выскочил официант. Подал намоченную холодной водой салфетку. Может быть, мне почудилось, но в его глазах было сочувствие. Потом Ирина проводила меня до дому. Я шел медленно, морщась от боли. Разговаривать не хотелось.
Секса на этот раз между нами не было, но заснул я в ее объятиях. А когда проснулся – стояло уже утро, и в постели я был один.
Чувствовал я себя отвратительно – стоило пошевелиться, как грудь отзывалась болью. Но это, конечно, еще не было поводом к отмене нашей очередной утренней встречи с Куцего: слишком уж она была важна для меня. А еще волновало: как Ирина добралась домой?
Аркадий Борисович выглядел сегодня неважно. Неужели не спал всю ночь, дожидаясь Ирину?
Синяка он у меня будто бы и не заметил, сразу начал обсуждать мой рассказ.
– Насколько я понял, идея текста – показать бесхребетность героя, типичного нашего современника, стоппера. Возможно даже, вы задавались целью поднять тему «потерянного поколения», с позиции автора-демиурга загнать свой персонаж в моральный тупик, чтобы потом выставить его в отрицательном свете. Стоит отметить, у вас ничего не получилось. Вы, наверное, считаете, что, отказавшись от оценки конкретных действий героя, вы открыли что-то новое в литературе? Еще Солженицын использовал эту методику, и надо сказать грамотно использовал. В его текстах есть один отрицательный герой – Система, и принципиальное «неоценивание людей» дает ему возможность вынести приговор Системе. На Солженицына, в отличие от вас, работает сама ситуация. Ваш герой катится по наклонной плоскости – это да. Вот только вы не зафиксировали точку, где началось его падение, эта точка вынесена за рамки рассказа. Этот стоппер, по сути, не совершил ни одного поступка – ни хорошего, ни плохого, поэтому читатель даже в самом конце рассказа не знает, как к нему