Другой момент, которого мне бы хотелось коснуться по итогам этого доклада, связан с тем, что мы можем преодолеть страх смерти не иначе как памятью о смерти на протяжении всей нашей жизни. Вот почему духовные наставники рекомендуют возгревать в себе память смертную как оружие против зла. Что значит помнить о смерти? Это значит ясно понимать, что мы не вечны на земле, что мы странники. Биологическая смерть – это не безнадежный конец существования, но ступень, врата, которые открывают нам перспективу иного бытия. У св. Антония также есть глубокая мысль на этот счет: памятование о смерти есть бессмертие, а если у человека такой памяти не будет, тогда для него это и есть смерть. Иоанн Златоуст добавляет, что нам следует бояться не смерти как таковой, а отдаления от Бога, что является последствием греха. Такая удаленность от Бога горше смерти.
Также очень важно подчеркнуть мысль о том, что логика жизни – это возрастание и умножение., тождественное жертвенной любви, потому что любовь динамична, она означает жертвенность. В этом контексте говорил и св. Иоанн Лествичник, указывая на такое измерение любви, как ответственность. По его словам, любовь – это высшая ответственность за другого. Когда ты кого-то любишь, чувствуешь за него ответственность. Только отдавая даром, мы обретаем «жизнь с избытком». Один православный исповедник, выживший в коммунистических тюрьмах в годы гонений (я имею в виду приснопоминаемого Николая Штейнхардта, «Николая из [монастыря] Рохия»), написал книгу ровно под таким названием: «Отдавая даром, приобретаешь».
Д. Гзгзян. Доклад проф. Молдована глубоко созвучен тем интуициям, на которых я пытаюсь уже двадцатый год выстроить свое представление о том, что может считаться христианской этикой, а что не может. Мое исходное рассуждение всегда состояло в толковании райского образа древа Жизни и попытки как-то выявить до сих пор не вполне нами усвоенные смыслы из Нагорной проповеди. Но я не могу похвастаться тем, что за это время мои вопросы снялись. Они, скорее, приобрели несколько иное, может быть, более внятное для меня звучание. По крайней мере, мне уже не так страшно сегодня от этих вопросов. Хотя до сих пор все-таки приходится признать, что собственно практики поведения и соответствующей этики, которая была бы выстроена на откровении «жизни с избытком», мы пока не получили, не выработали. У нас есть замечательные прозрения, часть из которых сегодня была приведена; мы располагаем, слава Богу, аскетическим опытом, который выступает внутренним основанием для возможных повседневных поведенческих практик. Но сами эти практики нам, увы, до сих пор неочевидны. На это можно по-разному посмотреть. Например, оптимистически: жизнь еще не кончилась, и нам есть что делать на земле. С другой стороны, хотелось бы, наверное, уже заниматься делом напрямую.
В