– Нас, разумеется, сопровождал конвой, – Отто показывал фотографии, – в горах еще водятся бандиты… – Макс разглядывал трогательных детей, на деревянных санках, улыбающихся женщин, в кокетливых, вязаных юбках, и лыжных шапочках, большой зал охотничьего домика, с камином и шкурами на стенах.
Один из офицеров держал аккордеон:
– В подарок дорогим товарищам по Аушвицу, Рождество 1942 – по краю снимка вилась золотая вязь:
– Жаль, что летом не получится устроить поездку на балтийское побережье… – вздохнул Отто, – к тому времени я буду выполнять задания фюрера и рейха… – Марта, с интересом, расспрашивала Отто об общих знакомых, в Аушвице. Невестка томно смотрела на мужа:
– Генрих соскучился. Наверняка, не выпускает ее из постели, несмотря на беременность… – Марта подкладывала мужу лакомые кусочки, Генрих блаженно улыбался. Макса даже не раздражал глуповатый щебет девушки. Ясные, зеленые глаза, казалось, видели только Генриха:
– Так называемая студентка… – Макс отпил хорошего бордо, – ее в университете держат, как активистку. У нас в Гейдельберге тоже такие подвизались… – несмотря на занятость в Союзе студентов Германии, и НСДАП, Максимилиан учился отлично:
– У меня были профессора, евреи, – понял он, – мы с Шелленбергом на семинарах у них сидели, экзамены им сдавали… – Макс закончил, университет за два года до пожара Рейхстага:
– Мне пророчили карьеру адвоката, – он смотрел на аккуратно уложенные, бронзовые волосы невестки, – а я сразу пошел в СС. Но на судах выступал… – у Макса был опыт участия в процессах. До прихода Гитлера к власти члены НСДАП и штурмовики покойного Рема, часто становились объектом интереса полиции:
– Мюллер нас ловил, – усмехнулся Макс, – в Баварии. И не он один. Теперь он бонза, как и многие другие, с похожей карьерой. Вовремя понял, на чьей стороне больше выгоды… – адвокатов в рейхе не существовало, вернее, все они содержались на государственные деньги:
– Их задача, сказать суду, что обвиняемый признает свою вину… – Макс просматривал протоколы допроса, – в конце декабря состоится процесс… – выданных Мухой советских агентов сначала поместили во внутреннюю тюрьму гестапо, на Принц-Альбрехтштрассе. Арестованных оказалось много, группу перевезли в отдельное крыло Моабита. Технические возможности здесь не дотягивали до тех, что имелись под рукой в здании службы безопасности рейха. Макс отряхнул забрызганную кровью рубашку:
– Казнить их будут не здесь, а в тюрьме Плетцензее, где гильотина стоит… – из камеры доносились стоны. Макс услышал резкий голос:
– Я уверен, что ты не всех выдал, сволочь, проклятая коммунистическая тварь… – Петр Арсеньевич говорил по-немецки с хорошим берлинским акцентом. Воронцов-Вельяминов отрабатывал нашивки гауптштурмфюрера.
Макс добрался до расшифровки