Виталий выбежал из подъезда с ранцем за плечами и сразу же притормозил. Двор выглядел чистенько и кокетливо. Ну наконец-то зима, надоела безнадежная осень. Это чувствовал и бездомный кобель Бонифаций, сладко принюхиваясь к перемене времен года. Виталий и пес дружили и понимали друг друга без слов. Подмигнув собаке, мальчик бегом пересек двор, по дороге перепорхнув через огромную лужу, зимними стараниями превращенную в серый, острыми иглами разрисованный лед. Пес с радостным лаем без усилий повторил прыжок юного человека и затанцевал вокруг притормозившего запыхавшегося Виталия, приглашая побегать еще. «Молодец, Бонифаций, умница, – поощрил мальчик пса, – ну что, что ты скачешь? Пойдем лучше на остановку». Пес отчаянно завилял хвостом и нетерпеливо заскулил: куда хочешь, только пойдем, побежим.
Механизмам неведомы человеческие радости. Что троллейбусу до наступившей наконец-то свежайшей зимы? Колеса буксуют на первой гололедице, дороги, и так забитые до отказа, становятся вовсе непроходимыми – скорость потока упала, и пробки, пробки из сгрудившихся машин уже почти не рассасываются. А народу! Иной, может, летом и пешком бы пошел, а сейчас холодно, надо ехать, а троллейбус, как и человек, замерзает, хорошо хоть краска на угловатых боках пока не лопается. Посмотрел Виталий в вытаращенные стеклянные глазища подъезжающего к остановке страдальца за номером «один» и понял: ничего не получится, не летать ему на птице-тройке, точнее «единичке», по родным городским просторам, вдоль ледком подернутых речушек, именуемых улицами и проспектами. Птицу-«четверку» дожидаться следует. У нее маршрут покороче, авось и народу поменьше наберется. «Ну, что, Бонифаций, во двор вернешься или посадишь-таки меня на троллейбус?» Бонифаций уходить не собирался. Из распахнутой пасти валил пар, красный язык свесился на правую сторону, а глазенки преданно и бесхитростно пялились на Виталия. «Извини, братец, ничего съестного сегодня с собой не захватил». Бонифаций захлопнул пасть и носом потянулся к карману куртки. «Да нету ничего, нету. Иди лучше обратно, вон и „четверка“ ползет». Скособоченная на правый бок «четверка» даже не ползла, какое там! – она карабкалась сквозь мороженное пространство, преодолевая заснеженные перевалы и, казалось, вот-вот развалится от натуги, распираемая изнутри ездоками, а снаружи обжигаемая колким холодом. «Все понятно. Здесь тоже впихиваться бесполезно. Чер-р-т. Вышел на пятнадцать минут позже, и все! – не уехать».
«Четверка», грустно охнув, со скрежетом закупорила двери, даже не пожелав Виталию удачи или хотя бы «всего хорошего», отчалила от остановки и отправилась в снежное плавание. Виталий начал хитрить. Он посмотрел на часы: «О, уже опоздал в любом случае». Так уж и в любом? Глянь на часы еще раз. Даже пешком можно успеть, если выйти прямо сейчас и идти быстро. «Пешком по такому холоду, еще не привыкнув к нему?