– И вот что, Павел Николаевич! Сегодня же доставьте с нарочным это письмо генералу Шарпи, – попросил Врангель. – Надеюсь, на какое-то время у них отпадет охота командовать русской армией.
– Во всяком случае, они, возможно, поймут, что мы – не марионетки и дергать нас за ниточку непозволительно. Да и опасно, – согласился Шатилов.
И пока начальник штаба рассовывал по папкам свои документы, Врангель потянулся к листку желтоватой оберточной бумаги. По мере чтения его лицо становилось все более сосредоточенным и даже злым.
– Прощу задержаться! – попросил Врангель Шатилова, все еще не отрывая глаз от бумаги.
Закончив читать, Врангель продвинул листок по столу к ожидающему начальнику штаба.
– Рапорт Слащёва. Ознакомьтесь.
Шатилов склонился над листком. Прочтя, какое-то время стоял молча.
– Ну, и что я ему должен ответить? – мрачно спросил Врангель.
– Судя по всему, он продолжает употреблять кокаин, – Шатилов повертел рапорт в руках: – Написано явно нездоровым человеком.
– В последнюю минуту его усадили на «Илью Муромца». Без вещей, – вспомнил Врангель. – Где бы он в море сумел достать кокаин? На берег, как я знаю, он не сходил. Да, в сущности, и не в этом дело.
– Рапорт довольно хамский, – сказал Шатилов.
– Это началось у него давно: мания величия, что ли. Я повозился с ним предостаточно. А когда-то он был блестящим генералом, – с печалью в голосе произнес Врангель. – До безрассудства смелым. Порой изобретал невероятно хитроумные операции. А сейчас… сейчас он представляет из себя примерно то же самое, что и этот его рапорт.
– Но ответить надо, – сказал Шатилов.
– Обязаны, – поправил его Врангель. – Но надо ли? Слащёв уже давно кончился как человек. Все его фантасмагории, все эти оркестры в рядах атакующих, которыми он время от времени будоражил армию – дорогие глупости. Последние месяцы я не слышал от него ни одного дельного предложения. Сплошные фантазии.
Они какое-то время молча размышляли.
Врангель понимал, что этот преждевременно израсходовавший себя человек уже не представлял для армии никакой пользы. Может быть, сейчас, после того, как у него образовалась семья, он найдет себя в мирной жизни. Но в этом ему он, Врангель, ничем помочь не может. Но и обижать его он не хотел. Во всяком случае, на хамство, содержащееся в рапорте, он нисколько не обиделся. Прежде сердился, таил обиду, ссорился. А потом он словно забыл о нем. Когда видел его – вспоминал, но общаться больше не хотелось. Все отмерло.
– У меня возникла