– Какие же?
– Их много, – так же односложно ответил Кутепов.
– Тогда я вам отвечу, – отметив нежелание Кутепова вступать в разговор, сказал Слащёв. – Нерешительность Командующего – раз, плохая работа штаба армии – два, и третье: отсутствие взаимодействия между воинскими подразделениями.
– Ну, вот. Вы сами ответили на свой же вопрос.
– Вам не кажется, что достаточно было бы всего лишь одной составляющей: нерешительности Главнокомандующего, чтобы…
Кутепов понял, о чем хотел спросить Слащёв.
– Я не против того, чтобы продолжить этот разговор, – сказал он. – Но как-нибудь в другой раз, – и ушел.
Глядя на море, на корабли, на красивый, но чужой город, Слащёв подумал: «А почему бы и не сейчас? Пожалуй, самое время возобновить тот давний разговор?».
Он почти весь день нервно ходил по палубе, обдумывая предстоящую встречу. О том, что Кутепов его примет, он ничуть не сомневался.
Собственно, у Слащёва уже давно вызревала мысль сместить Врангеля. Он был абсолютно убежден в его полной неспособности управлять армией, в результате чего они оказались в Турции. Он был также уверен, что если Врангель продолжит командовать армией, она уже в скором времени тихо развалится и разбредется по миру. Кутепов же ему казался тем человеком, который сможет восстановить армию и весной, обновленную и окрепшую, двинет ее в Россию.
Эта мысль, родившаяся давно, но снова всплывшая сегодня, не покидала его весь день. Он продумывал, что скажет он Кутепову, потом фантазировал ответ Кутепова и находил ему убедительные возражения.
Вернувшись в каюту, он стал бесцельно слоняться из угла в угол, глядел перед собой затуманенным взором. Нина обратила внимание на отрешенное состояние мужа. Спросила:
– У тебя какие-то неприятности?
– Какие могут быть у меня неприятности! – стряхнув себя вялую задумчивость, весело ответил он. – Снаряды не рвутся, пули не свистят, пароход не тонет и Маруська не плачет! Жить хочется!
Но вскоре он снова стал задумчиво ходить по каюте.
– Ты бы хоть шпоры снял, кавалерийский матрос! – насмешливо сказала Нина. – Своим звоном дите разбудишь.
Слащёв подошел к колыбельке, приоткрыл одеяльце. Маруся не спала. Она подняла над собой руку и таращила на нее свои чуть раскосые глазенки.
– А Маруська вовсе и не спит, – сказал Яков Александрович и, глядя на нее, улыбнулся: – Что, Маруся? Бессонница замучила? О чем думаешь? Как дальше жить?
Маруся в ответ тихонько пискнула.
– Ну, вот. И поговорили, – удовлетворенно сказал Слащёв и снова, словно отключился, стал задумчиво бродить по каюте. Потом попросил Нину:
– Найди мне чистый лист бумаги.
– Письмо будешь писать? – насмешливо спросила Нина.
– Представление тебя к Георгию. За долготерпение.
– Ну, спасибо. Хоть додумался, наконец.
Нина порылась в вещах и из какой-то коробки извлекла кусок