За стеной были слышны громкие голоса – соседка Аня собирала свою дочь в эвакуацию. Первая эвакуация ленинградских детей в Новгородскую область была объявлена 28 июня 1941 года. Соседи что-то буробили и ругались.
– Я знаю, – тихо сказал Коля, – это детей вывозят.
Татьяна кивнула. Она все еще ранимо воспринимала само слово «дети». Вот и сейчас она подумала, что всех их – и родившихся и не родившихся она собирала бы сейчас в эвакуацию. Ей пришлось бы искать чемоданчики и коробки, бечевку, чтобы связать вещи. Пришлось бы искать по городу еще оставшиеся в продаже целые упаковки зубного порошка и мыла. Она затянулась, синим дымом, и подумала как же приятны и тревожны были бы эти хлопоты.
– Они паникуют. Тебе е кажется? – тихо спросил Коля. Он явно передумал идти до отхожего места.
Детей родители не хотели отдавать. Это знали и Коля и Таня. Поэтому она только пожала плечами.
– Я не про родителей и детей, – так же тихо сказал Коля, – я про тех, кого ты так не любишь.
Татьяна непонимающе посмотрела на него.
– Я говорю про руководителей города, – Коля присел на угол комода.
– Про Жданова? – громко переспросила Татьяна, – ты про этого жирного козла? Про Жданова?
В глазах Коли не отразился испуг. Он, обычный преподаватель, может чуть более способный, чем обычный доцент – филолог уже устал бояться советской власти.
– Нет, я про все наши власти, – тихо, но уверенно сказал Коля, – и про Жданова и про Сталина. Я про них, которые уже бояться. И нам пора?
За стеной, наверное, Аня грохнула чем-то тяжелым.
Коля вздрогнул, отпрянул от комода и сел рядом с Татьяной.
О Сталине Татьяна давно не думала. С начала войны Сталин исчез из газет. Она стала забывать длинный текст здравиц в честь великого кормчего. Сейчас она поняла, что действительно что-то изменилось. Но не в методах этой советской машины было чего-то бояться.
– Они паникуют, и бояться, – продолжил Коля, говоря очень и очень тихо.
– А ты не боишься? – почему-то так же тихо сказала Татьяна.
– Боюсь.
– А зачем говоришь?
– Аня донесет?
– Дурак, – легонько толкнула она Колю, – ей сейчас не до такого как ты.
– Я вчера проехал до Стрелки. Там выгнали всех наших учителей на рытье траншей. Все в гражданском, копают как буржуи в двадцатые. Красная профессура, а роет как эксплуататорские классы. Помнишь, тогда была трудовая повинность для представителей эксплуататорских классов. Сейчас практически тоже самое. Они там копошатся как в муравейнике. Лопаты есть, а тачек нет. Поэтому все сумбурно. Даже я увидел, что крашении неглубокие и не замаскированные.
– Нет, – Татьяна посмотрела, как медленно погас ее «Казбек» и она опустила его в пепельницу, – они не бояться. Они не хотят, чтобы с их революционными именами ассоциировались наши поражения.
– Поражения, – Коля посмотрел