– Оно —то понятно, – домком еще потер пятерней бок и вышел в коридор.
– Вот так везде, – зашептал Коля, когда шаги домкома заглохли в коридоре, – война началась, а они бумаги выправляют. То тут бумага то тут. У нас вчера добровольцами студенты уходили. Так они весь день обходные листы оформляли. Молодые партии, а все в мыле были. Шесть часов бега по этажам. А если ты не сдал казенное полотенце и одеяло в общежитии, значит, не годишься ты в народные герои. Будь добр сдай.
Татьяна кивну:
– И много у вас добровольцев?
Коля, вздохнул и посмотрел в окно:
– Хватает. Говорят, не навоюются. Гитлера разобьют, и медаль не получат.
Татьяна посмотрела на него и Коля замолчал.
– Наверное, вы их плохо учили, – сказала она через минуту, – наверное, не объяснили, что надо думать своей головой. Или до Гашека с его Швейком не дошли.
– Ты думаешь им не надо идти, – тихо – боязливо спросил Коля.
– Я думаю, что война от них – никуда ней уйдет, – Татьяна присела на край кровати, – она идет, и будет идти долго. Спешить сейчас может и не надо. Ивакина они правы надо сначала подумать и о себе.
– Ты понимаешь, что говоришь? – Коля прижал голову к двери и скривился.
– Да брось, – Татьяна, – отмахнулась от веселой летней мушки, – брось. У нас никогда не было стукачей. Никто в нашей квартире не писал никогда.
– А Костя, – переспросил Коля, – он как?
– Костя, – Татьяна сосредоточенно раскурила любимый «Казбек», – Костя попал за своего папу. Так я думаю. Он у его был инженером большого завода. Того, что на Северном берегу. Сначала слили папу, потом сына, потом жену. А потом и меня все это всосало. Я за Костей полетела во все это. А мои соседи в этом не виноваты.
– Но если кто-то скажет. Домком прав – время военное. Нас с тобой даже слушать не будут.
– Да брось ты, – она выдохнула дым, – если меня допускают до радио, значит, не думают, что я враг. Считают, что все давно проверили. Если не вытащили ничего тогда в тюрьме, то теперь можно не беспокоиться.
Коля отошел от двери и сел рядом. Татьяна посмотрена на него и кивнула на папиросу:
– Смотри. Это одна из последних нормальных. Скоро пойдут папиросы военного выпуска. В них сначала будет треть бумаги и две трети табака, потом пополам табака и бумаги, а потом осьмушка табака, а все остальное бумага. И никто не скажет когда я смогу курить нормальные папиросы.
– Таня, – Коля смотрел, как медленно исчезает в дыме табак папиросы, – а тебе не совестно сейчас думать о папиросах?
Она покачала головой:
– Дорогой я даже на папиросы уже не влияю. Думаешь, от нас что-то зависит? Да нет. Надо наслаждаться хоть чем, что есть. Вот эти папиросы последнее, что осталось.
Она