– Значит, урок замещала завуч?
– Да, но мы раньше никогда её не видели. Она пришла со своими правилами. Кричала на нас. Мы не взяли кистей и бумаги. Уже за это она взъелась.
– Разве кисти нужны на уроке рисования?
В классе послышался приглушённый смех, означавший, что подобное случалось не раз. Но Кулакова продолжила таким же обиженным голоском:
– Прошло пятнадцать минут от урока, а она уже написала замечание в дневник Водянкиной и Тугину за то, что они сидели с пустыми листами.
– Они сегодня в школе?
Поднялось две руки.
– Что вам сказали нарисовать? – спросил Озеров, глядя на Водянкину, сидевшую развалясь на стуле.
– Осенние перемены в природе, – кисло ответила та.
Люба знала, что Водянкина может просидеть весь урок, глядя в одну точку и не достав даже ручки. Водянкину кто-то назвал однажды обрюзгшей старухой. Она нахамила обидчику, позвонила маме – бывшей учительнице, работавшей когда-то в этой школе. Мать примчалась с огненными глазами, и больше никто в классе не позволял себе повторить подобное.
– Почему вы сидели без дела?
– Я играл в Варкрафт, – осклабился Тугин, довольный своей честностью, – дошёл до шестого уровня.
Кирилл вздохнул и посмотрел на девочек.
– Как эти замечания касаются тебя с Ликой?
Кулакова надула обиженно щёки и подняла вверх палец (ну точно кролик из Винни-Пуха!):
– Никак! Она, она… Мы думали отомстить за оскорбление нашего достоинства…
– Что? Достоинства?
Словно по замыслу театральной постановки в класс вошла Маргарита Генриховна. Это было так неожиданно, что Люба вздрогнула и чуть не подавилась слюной.
– Ах, так вы здесь, Кирилл Петрович, а я вас ищу…
Завуч огляделась, сложила пальцы в замок.
– Все встали! – рявкнула она, не заметив двух уже стоящих девочек. – Итак, я хочу знать следующее: кто посмел во время моего урока испортить школьное имущество?
Люба не любила, когда взрослые кричат. Стать Землеройкой… Спрятаться в нору…
– Маргарита Генриховна, не надо, мы уже всё… – начал учитель, но завуч, казалось, не слышала его.
Она начала тыкать пальцем из стороны в сторону.
– Ты – поправь рубашку. А на тебе, что на тебе за футболка? Тебе смешно? Смешно, я спрашиваю? Посмотрели на меня. На меня, а не на парту!
Обычно Люба видела завуча в двух состояниях: сдержанного «педагога», говорящего прописные истины, которые порой с большим вниманием принимались детьми начальной школы, и нервной женщины преклонного возраста, превратившейся в фурию и нещадно режущей воздух ультразвуком.
Любе было очень обидно, что на этот раз Маргарита Генриховна поддалась последнему состоянию и испортила расследование нового учителя.
Как бы глубоко Землеройка ни забралась в нору, она слышала завуча. Маргарита Генриховна кричала что-то про звание гимназиста и лицо класса, про распущенность –