– Что?
– Да так.
Пятнадцать минут быстротечного времени Эриду прошли с той минуты, как полковник увела командора. Невнятные объяснения из переговорки ничего не дали. Дед не смог, видите ли, подойти. Эри и Антею не удалось отыскать в столице и предместьях. Какой-то юный неизвестный голос из дежурки по связи со столичными организациями безопасности ввёл их в ещё большее смятение. Сказано было немного, а поняли Энки и Нин и разъярённый десятник и того меньше. Остальных выпихнули за дверь и аннунаки волновались повсюду.
– Везде брошена работа.
– Она и так брошена.
– Нет… забастовка прекращена. Они ждут информации. Комитет забастовщиков прервал переговоры с профсоюзом Нибиру вплоть до того момента, когда им объяснят недоразумение. Они решили, что командор… арестован из-за них.
– Испереживались. – Бормотал Энки. – Кулачки истёрли. Слёзы солёные, щиплет. Милые…
Наконец переговорка ожила, и ещё один неизвестный голос рассказал, что командор сир Ану задержан для гражданского суда по обвинению в домогательстве и растлении несовершеннолетней. Имя не названо.
Нин вся покрылась пятнами яростной крови Ану, побежавшей по жилам с ускоренной силой – миллионы лет власти и высокомерия даром для гуманных потомков не проходят.
– «Не названо»! Я сейчас назову.
– Ты…
– Куда! В медпункт! К несовершеннолетней. Я её сейчас так растлю, что от неё мало что останется. Негодяйка!
Энки схватил Нин за плечи довольно крепко, ожидая сопротивления, но сестра замерла, глядя в сторону.
– Вот и хорошо, – зашептал Энки, – посидим. Вот тут на картах. Не ходи. Нин, это не она. Это её мама, ты же знаешь.
Нин молча страдала.
– Какой позор. Бедный наш. За что? Такой чистый, такой добрый. В кои-то веки влюбился, и угораздило найти такую…
– Нин, всё обойдётся. И вовсе она не то, что ты сказала в сильных чувствах, что тебя почти извиняет.
– Ты сам в это не веришь. Этим сволочам стоит довраться… дорваться до…
(Осеклась. Ну, слава Абу-Решиту, стыд у потомков есть.)
– До чего? – С невесёлой улыбкой спросил он.
Без ответа.
– До нежного тела высшей расы, да? – С отрегулированным блеском в глазах и полукружием возле губ молвил брат. – Плебеи, верно? Жаждут крови царского сына?
– Я не это имела… Что за чепуха… я… Она сама его завлекала!
Энки твёрдо ответил:
– Ну, знаешь. Братан бы тебе спасибо за это не сказал.
И ухмыльнулся уже грубо.
Нин хотела схватить его за плечо, а другой рукой стереть ухмылку с губ, но стояла неподвижно.
– Это неприлично, Нин, говорить про мужчину такое. «Завлекала». Что за бред? И пусть Энлиль сам отвечает, знаешь.
– Грудастая негодяйка.
Неосторожно было сказано, потому что Энки, хотя и вовремя спохватился, невольно доказал теорию автоматической