– А есть разве парень мне под стать? – отвечает она.
– А знаешь, как поют:
Что же ты, красотка,
На меня не смотришь?
Не возьму тебя я –
Не возьмет и шляхтич.
– А слышала ты, тетка, что старый Буц говорил? Как царевич приехал к дочери колесника?
– Сказки! Как бы ты не царевича, а и простого горца не проспала!
– Не в терпеж тебе!
Глаза у неё загорелись, зубы стиснула: как в такой девке крови не играть! Только гордость да спесь ее, как на привязи держали. Она вся бы измучилась, но скорее отказалась бы от того, от чего у девок душа замирает и дух захватывает, чем от своего характера отступиться. Такой уж она уродилась.
И вот, должно-же было случиться, что повстречался с ней Ясек музыкант.
А было это так. Никак не мог он позабыть Мариси Хохоловской, все еще любил ее, хоть прошло, может быть, года три как она отказала ему. Не ходил он больше в Костелиски, мало даже бродил в Зимнем или Скалистом, как его зовут, Подгалье, и все больше держался деревень в долинах. Даже играл меньше, все работал на лесопильнях, – да за то уж, когда начинал играть, так играл еще лучше, чем прежде. Довольно того, что венгерские цыгане, которые играли даже в самом Пеште, хотели взять его в свой табор, да только он не захотел. Узнал он, что у Гонсёрка в Рогожнике есть работа, и нанялся к нему.
Девки, бабы обрадовались, – слыхали они о нем (тот-мол Ясек, что славится красотой своей и так грустно кончил из-за бесчувственной девки), что он такой музыкант, какого другого в целом мире нет. Говорили и то, что он за эти три года ни с одной бабой дела не имел. Он в Рогожнике на девок смотрел так, как на ворон, что на соснах сидят. Так они ему нужны были.
Но это продолжалось недолго. Говорит ему раз Куба Гонсёрек, хозяин лесопилки:
– Знаешь, Ясек, будь добр, снеси ячмень смолоть на мельницу.
– Ладно. Снесу.
А старый Гонсёрек посмеивается и говорит:
– Мельничиху видел?
– Какую?
– Да войтову дочку.
– Нет.
– Ну, так держись! съест она тебя!
– Э, коли меня до сих пор никто не съел, так и она не съест.
– Держись, говорю. Тут один парень из-за неё в Пешт удрал. Куба Гонсёрек, тоже наш, из Рогожника, так запил, что не приведи Бог. Вацлав Яхимяк – тот совсем одурел. У меня у самого, хоть и стар я, в ушах звенит, когда я ее вижу. Важная девка, что твой дуб!
– Не боюсь я!
– У тебя, может, талисман есть?
– Есть.
Тут старого Гонсёрка любопытство разобрало. Наклонил он к Яську свою голову с длинными кудрявыми волосами, заплетенными в косички на висках, и спрашивает:
– Что у тебя? Что? Никому не выдам! Скажи!
– Да что есть, то и есть, – что тебе за дело!
– С собой носишь?
– Всегда ношу.
– Где? За поясом?
– Да и за поясом можно, только больно широкий пояс нужен.
– Как так? Не пойму…
– Эх,