– Пошли поближе, – предложил Илья.
– А как же я? – Прокричала из воды Леночка.
– Позже, – сказал ей Илья. – Вот твоя мама победит Бэнши и тебя из воды выловит.
Оставив Леночку плавать в море, ребята подошли поближе к месту предстоящей битвы.
Дом Аллы Филипповны тоже претерпел значительные изменения. Исчез зеленый забор, исчезли зеленые сварные ворота, пугавшие соседей своим тюремным лязгом, исчез кирпичный домик, пропала виноградная беседка. Нет, крепостью, как у Шайкиных, дом не стал, но теперь походил на штаб-квартиру каких-нибудь сатанистов, некромантов или мистиков. Ограда теперь представляла собой переплетение железных кольев вперемешку с бронзовыми масками чудовищ. На столбах стояли изваяния нахохлившихся злобных химер. За оградой притаился мавзолей или склеп, но не дом. Сквозь узенькие окошки этого дома, за эти мрачные каменные стены вряд ли проникал веселый солнечный свет. На каменном фронтоне тоже покоились статуи чудовищ. Между домом и оградой вместо роз росли уродливые колючки с черными, дурно пахнущими цветами, похожими на змеиные головы. Словно клубок разозленных змей, эти кусты шипели, шевелились и извивались. Просовывая свои колючие соцветия сквозь ограду, они даже пытались укусить, но не могли дотянуться.
– Выходи на честный бой, Бэнши! – Проорала Анна Павлиновна и подняла вверх свое копье.
– Бэнши? – Задумался Вильям.– Это что-то из кельтской мифологии. Женщина, которая своей песней предвещает чью-то смерть.
– А, по-моему, это женщина, которая орет, – возразил Илья.
– Нет, поет, плачет громко, ее пение предвещает худое.
– Да какая разница. Тетка Алка всегда только плохое сулит, а уж орет она…!
– Выходи на честный бой, Бэнши! – Продолжала бушевать Анна Павлиновна. – Моя месть настигнет тебя!
Как всегда водилось в станице Ряжской, к месту предстоящей разборки стали стягиваться зрители: соседи с ближайших и дальних улиц. Собирались в большие и маленькие кучки, живо обсуждая происходящие, но близко к месту поединка не подходя. В отличие от прошлых лет, зрители были одеты куда как разнообразней и живописней, в одежды разных исторических эпох, разных исторических событий. Мелькали в толпе греческие хламиды, испанские камзолы, русские сарафаны. Стояли в общей массе джинны и аладдины, гномы и эльфы, колдуны и инквизиторы, дворяне и рабы. Прыгала в наряде чукотского шамана старая Нюрка, вся обвешанная колокольчиками, долбила в свой бубен, подбадривая Анну Павлиновну. Рядом с Нюркой выше голов подпрыгивали близнецы Чайниковы, пара придурков, превратившихся в двух замшелых гоблинов; счастливые, возбужденные.
– Выходи биться, Бэнши! – Вопила Шайкина. – Один на один!
Басовитым лаем ей вторил Тобик. Лай этого переростка больше всего походил на рев озабоченного быка.
– Не выходит, –