– О, как! – Воскликнул Вильям.
– Ты удивлен? – Спросил его Илья.
– После гигантского Тобика, лягушек, бэнши по имени Алла? Какая мелочь. И как с ней бороться?
– Очень хорошо яд жерлянок помогает, – прочел Илья.– Ну как? Может быть, это все же сон или бред? Мы спим и друг другу снимся.
– Ага, во сне я ел японский обед. И коленка у меня после падения тоже во сне болит?
– А вот вы где? – В комнату вошел Женя в восточном халате из золотой парчи, зеленых восточных шароварах, восточной чалме. За широкий кушак на поясе у него был заткнут внушительных размеров ятаган. Ни дать ни взять, мальчик Аладдин из сказок изощренной Шахерезады, однако услужливого джинна поблизости не наблюдалось. Имелся дракон, размером с порядочного дога, какой-то яркой крапчатой расцветки, словно обрызганный струями разноцветной краски, с шипами по хребту, рогами на голове, пучком колючек на хвосте. Выражение морды дракон имел безрадостное, ипохондрическое, своему грозному виду не соответствующее.
– Это кто?! – Перепугался самурай Илья и выхватил меч, что по самурайскому кодексу бусидо считается большим оскорблением.
– Это? – Спросил Женя обеспечено и обернулся к дракону. – Это аксолотль. Тот самый, что я Оксанке Селиверстовой пытался на день рожденья подарить, а она мне его вернула. Он сначала в амбистому превратился, а теперь в дракона.
– Что жизнь с аксолотлями делает! – Сочувственно проговорил Вильям.
– Да уж, – согласился Женя.
Аксолотль в ответ качнул лобастой головой и печально, по-коровьи вздохнул. Видимо, он поддерживал идею трудности и опасности жизни и ее способности проводить над зверьми разные мутации.
– А он не кусается? – Настороженно спросил Илья, продолжая держать меч в полуобнаженном виде, готовым в любой момент использовать его по прямому назначению.
– Кусается, – весело ответил Женя. – И огнем плюется, когда я ему скажу.
– Уже лучше. Послушный?
– Послушный.
– Отлично, но все равно держи его подальше. Ты его сегодня кормил?
– Нет.
– Вот это уже плохо. Вдруг он проголодается и нас съесть захочет.
Дракончик, услышав эти слова, снова печально, по-коровьи вздохнул.
– Вот видишь, – отшатнулся Илья. – Он уже вздыхает. Это от голода. Предвкушает, небось.
– Ну ты и храбрец, – усмехнулся Женя.
– Я понял! – Вдруг воскликнул Вильям, вскакивая.
– Чего