– Странный ты стал, боярин. Не такой, как раньше. Вроде и ты, и не ты. Портянки стоя наматываешь, без опояски по кораблю бегаешь, на саблю смотришь, будто первый раз видишь.
Князь пристально посмотрел мне в глаза. Его взгляд я сумел выдержать, но по спине пробежал табун ледяных мурашек. А северный зверёк плотно прижался пушистым боком.
– Когда ты ещё в отключке лежал, – продолжил князь, – мне Пантелеймон доложил, что бормочешь ты что-то непонятное. Я пришёл, послушал. Стало интересно. Холопу сказал, что бредишь ты, слова путаешь, с Богом разговариваешь. А себе на заметку взял и ещё два раза приходил и слушал, как ты какого-то профессора ругаешь. Виртуозно выражаешься!
Слова «профессор» и «виртуозно» князь произнёс чисто, без запинки, как хорошо известные. Да и выражение «в отключке» в его устах так же прозвучало вполне естественно. Для меня или кого-то из моего времени, но не для средневекового князя! Я напрягся ещё больше.
– И ещё много мелочей, которые, в каком бы состоянии русский боярин не был, забыть бы не смог, – продолжил князь. – Повторюсь: ты на палубу выскочил, не опоясавшись, хотя этому учат с младенчества. На младене ещё штанов нет, а рубашка – с пояском. Далее. Где гальюн, и это после месяца плавания, у холопа спросил! С какой руки возле меня сидеть должен – забыл. На «ВЫ» обратился. На Руси так ещё не обращаются даже к царю. «Ты» друг другу говорят, невзирая на родовитость и положение. На пушку в капитанской каюте как на крокодила на унитазе смотрел, а ведь мы в ней бывали уже и видели там её. Так что косяков за тобой вагон и маленькая тележка. Колись, паря. Как на духу, как на исповеди. Говори всё, без утайки. От этого жизнь твоя зависит. Кто ты?
Ошеломлённый всем услышанным а, главное, очень знакомыми по прежней жизни речевыми оборотами, я сидел, открыв рот, и смотрел на князя. Тот, отхлебнув из бокала, усмехнулся и произнёс:
– Что глаза вытаращил? Знакомое что-то услышал? Говори без утайки. И не бойся, твой песец пока в сторонке посидит, и только от тебя зависит, придёт он по твою душу или сгинет прочь.
Я судорожно проглотил комок в горле и внезапно охрипшим голосом брякнул:
– А ты, князь, чьих будешь?
Князь заливисто рассмеялся, отхлебнул ещё глоток.
– Помню, помню этот фильм. Смешной! О том, кто я, – внезапно посуровев лицом и голосом, произнёс мой дознаватель, – потом узнаешь. Может быть. Предупреждаю сразу – обмануть меня не пытайся, я умею отличать правду ото лжи. Ну, я жду!
Тяжело вздохнув, я перекрестился и начал свой рассказ. Сначала сумбурно, перескакивая с одного на другое, но потом, немного успокоившись, более последовательно и связно. Не упуская подробностей, я рассказывал более часа о своей жизни. Князь за это время не произнёс ни слова. Я только видел, как его рука всё сильнее и сильнее сжимает бокал.
– Лиходол, старый пень, ты был не прав! Существует мой мир, стоит Русь – матушка! Не зря я кровь проливал, – вдруг прошептал он и, отбросив смятый в комок бокал, приказал:
– Дальше!
А