– Продолжайте, – князь махнул рукой. – Как настроение, больные есть?
– Больных нет, чеснок каждый день едим, – ответил один из них, рыжий мужик с растрёпанной бородой. – Еды хватает, то каша, то солонина с сухарями пресными. Воды вот только маловато, меньше ведра на десятерых на день. Да и та не очень. И скучно. Поплясать негде, только песни попеть да за оружием поухаживать. Тут гишпанцы в кости играть предлагали, так ведь ты запретил. Мы отказались, а они обиделись. Особенно один, длинноносый, всё что-то бормотал да жесты делал. Многие наши уже по-ихнему понимать начали, говорят, оскорбляет он нас, русских. Кое-кто побить его намеревался, но мы твой приказ помним, потерпим до земли. А там спросим…
– Правильно, воины. Нельзя унижения чести с рук спускать. Но всему есть свой час. Что все здоровы, приятно слышать. Вот и воевода поправился, с Божьей помощью. Ещё раз повторю: воду пить только с вином. Кислятина – это хорошо. Меньше вероятность заболеть. Пока в море – кашей да солониной обойдёмся. Есть рыба сушёная. Но от неё ещё больше пить захочется. Так что не дам. Сами знаете, воду надо беречь, чтобы на оставшийся путь хватило, а народа на каракке много: мы да команда, да пассажиров несколько – уже больше полутора сотен. На последней стоянке у островов, что Канарскими зовутся, запаслись хорошо, но нас штормом добре помотало, и сколько ещё плыть, капитан сказать пока не может. Сегодня днём и ночью в свои приборы поглядит и скажет, где мы сейчас и когда в порт придём. Так что, воины, придётся потерпеть.
– Потерпим, княже!
– Да и куда мы денемся с подводной лодки, – себе под нос пробормотал я и посмотрел на пушку, на которую уселся. Это было бронзовое орудие калибра шести – семи сантиметров, с длиной ствола около двух метров. Двухколёсный лафет закреплён канатными растяжками к палубе. Ствол заткнут деревянной пробкой. В задней части ствола, составляя с ним единое целое, имелось массивное кольцо. Через него пропущен толстый канат, крюками закреплённый за скобы в борту возле закрытых орудийных портов.
От изучения корабельной артиллерии меня отвлёк гул голосов, азартные выкрики и смех. Оказывается, матросы устроили развлечение на шкафуте возле фок-мачты. Повесили на мачту на уровне груди узкую доску и метали в неё ножи. Как я помню из прочитанных книг, каждый испанец, особенно матрос, считал, что он отлично владеет ножом-навахой, и не упускал возможности это продемонстрировать. Что в уличной драке, что в каком либо соревновании. Говорили, что испанец рождается с навахой в руке. Так и сейчас, любители продемонстрировать своё искусство собрались у мачты и азартно бились об заклад: у кого были деньги – на деньги, у кого денег не было – на что угодно, вплоть до, как я видел, пинков под зад. Но попасть в висевшую на верёвке и болтавшуюся под действием качки и ветра небольшую деревяшку было не просто. Кто попадал – забирал выигрыш, промахнувшийся – расплачивался. Вот как раз такая выплата