«В древности был бардак в королевстве, что звать Перу; аборигены имели так мало разума, что нам трудно поверить; все были дикими, пожиратели человечьей плоти и кровопийцы; многие матерей своих и своих дочерей брали в жёны и допускали, кроме указанных, прочие прегрешения и проступки».
– Арауканы как живут? – спрашивал меньший мальчик.
– Плохо! – рек император. – Надо, чтоб хорошо жили… Ну, Рока-кáнут, сколь до гор?
Шедший близ паланкина глянул.
– Пять мер, Великий.
– Грустный что, Рока-кáнут?
– Порядок я уясняю. Ты, Набольший, живёшь так, я этак. Надо ли изменять?
– Не надо. Всё в воле Солнца.
– Правда. Кролик не плавает, рыба не скачет сушей… Что ж идёшь рушить уставы Солнца – арауканам жить их порядком, Набольший?
Тот швырнул листья коки, что доставал жевать, взвизгнув: – Что можешь знать, раб?!
Тракт за холмом вполз в горы.
Ветры завыли; тучи, распарываемы кручей, сыпали снегом. Викуньи показывались проржав исчезнуть. Рать близ вулкана, густо дымившего, испугалась. «Ты не чихай, Йýки, – Пако ткнул друга пикой, – вон он, Ауканкильча37». – «Пчхи!!» – «Вор безносый! Ауканкильча сердится! Топнет – и полетим к чёрту. Там тебе место: мрак, твоей рожи не видно, а по болотам там ходят предки, ищут сладкую кость!» – «Сам сладкая кость! Молчи! Язва нас – Йýки – ела, вот и объела. Мы без вины… Мой предок в небе, а не у дьявола! Отличусь – стану сотником. Йýки от пум пошли…» – «Ври! Йýки до пумы – как Кой до сокола. От кого вы пошли – от áньас». Воины гоготали, ибо те лисы столь все «зловонны, что, если бы пахли в мере, в коей воняют, ценились бы выше амбры; ночами они забегают в селения, и закрытые окна и двери не защищают от смрада. Их очень мало, а было бы много, они отравили б мир». Так-то. «Всё б тебе, Пако, ржать! Вулкан и тебя видит. Я хоть без носа – ты недомерок, можно щелчком убить…»
Вечером лезли на перевал, скрывший Солнце. Неунывающий Синчи-рýка в первых рядах пел песенки. Йýки, шлёпнувшись, покатился вниз. Пако его заарканил, этим и спас. «На Кудрявую засмотрелся! Он парень прыткий: с неба звезду подай!