– Брат мудр! – вскрикнул Кáрак.
Умпу, пробормотав что-то, спрятал нос в чаше с водкою.
Поднесли подарки, и Вáрак встал.
– К вам я на день. В Куско пора, дело делать…
Лунно и ветрено. Из садов птичьи песни… Инка-по-милости брёл шатаясь; и он добрёл уж к нужному дому в нужном квартале, когда вдруг звук дудочки задержал его и заставил прожить жизнь в ярких моментах, прежде чем, сдвинув полог, он прошагал вовнутрь и нашёл в полутьме Укумари, вязавшего из верёвочек кипу – инкские письмена.
– Укумари.
Тот бухнулся на колени.
– Встань, – бурчал Вáрак, севши на корточки. – Полуночничаешь?
– Отчёт. Сколь какая семья работала, сколь кому наработать. Ты был десяцкий. Много забот, хватает.
Гость крутил в пальцах кипу. – В сотники хочешь?
– Инка-по-милости, не хочу.
– Как?
– Ты близок Солнцу… Но Укумари тебя с детства знает и правду скажет… – Он скинул с рубахи сор. – Я покорял врагов Сыну Солнца… но я остался б в той стране Мусу-Мýсу.
– Водка есть?
Выпили. Вáрак крякнул.
– Мы с тобой дьявол знает где воевали: в Чиму и в Мусу-Мýсу. Были никем, общинники. Нынче я стал при инках, тайны их ведаю, так-то. Был в стране Тумпис. Чуть меня псы не съели, девка спасла. Взял шейный браслет её… Жду, Набольший вызовет слушать про Тумпис, а докажу браслетом; он дорогой, браслет – тумписский!
– С Тумпицем быть войне?
– С ним кабы… Инки, кто косоплёты, на Ясный День встанут, понял?
– Не понимаю…
– Как так? Инков смотрел не понял, что они разные: стриженые, гривастые, да с косицами? Мы с похода явились к наместнику, к Титу Йáвару, у него косы… Я раньше тоже не различал их. А после пил с Тýпак Инкой, и он поведал, инки – инка-панака, стриженые, остальные не инки… то есть не чистые… У меня теперь дом в том Куско, где Красный Город, – там и наш Набольший Господин живёт… Има-сýмак наложница… помнишь дикую? Две жены у меня – две дочери от наложниц нашего Сына Солнца. Кроме Печуты от старой жены есть дочки.
Флейта запела, и оба смолкли.
– Дудит славно… Кто?
– Наш Чавча… Ты помоги ему.
– Я отца Чавчи знаю, воин был храбрый… – Вáрак задумался. – В Чиму, как ворвались мы в Чан-Чан их, чиму меня в пруд и кинули, лунным рыбам. Долго лежал я и хотел воду пить – отец Чавчи спас… Мýсу съели его после, знаешь…
– Старейшины отдают их в рабство.
– Славный был воин. Я их пристрою… Эту, вдову, я служанкой возьму к себе.
– Вáрак, инка-по-милости! – крикнул радостный Укумари.
– Ты, будешь в Куско, бывай ко мне… – Самоотверженный поднял чаши.
Общинники после сна зевали: «Славный день!» И лежали, разглядывая гирлянды, висшие со стропил, циновки, крыши, а также женщин,