Мы заперлись на втором этаже и уже легли спать, как в дверь начали стучать. Не получив ответа, они продолжали долбиться.
Наконец, терпение лопнуло. Я открыл дверь и вышел на лестницу. Потасовка началась без всякого разбора. Получив удар в нос, я согнулся, тут же ударили сзади по почкам. Озверев, двинул одного ногой, он с грохотом покатился вниз, считая ступеньки. Другой – нарвался лбом на кулак и тоже упал.
Кто-то из подростков выхватил нож, размашисто чиркнул, я едва успел среагировать на блеск лезвия и отскочить, но упёрся спиной в перила. Нож полоснул по животу, стало горячо и мокро.
В проёме двери показалась гренадёрша Тамара. Парень с ножом, стоял к ней спиной. Она подошла, схватила его за плечи, приподняла, и он, пролетев мимо меня, плюхнулся на землю. Остальные разбежались, выкрикивая угрозы.
На крики выскочили руководители, разогнали питомцев по палаткам.
Девчонки окружили меня, уложили на нары. Голова лежала на коленях Тамары, она держала мои руки, Ленка сидела на ногах, пока Светка осматривала рану на животе.
– До свадьбы заживёт! – с облегчением сказала она, смазывая зелёнкой. – Кожу только располосовали. Сейчас лейкопластырем залепим и всё!
Кровь из носа уже не текла, к фингалу под глазом приложили холодную ложку.
Я поднял опухший кулак.
– Ну-ка, ну-ка! – потрогала его Светка и трагическим голосом добавила:
– Ну, тут может помочь только моча рыжей девки.
Девчонки прыснули, а вперёд, расталкивая их, протиснулась Лидочка. Волосы у неё – как апельсин на снегу!
– А что, я готова! – Лидочка задорно вздёрнула носик. – Может, с головы начнём? Глядишь – и синяк рассосётся!
Хохочут. Обидно так. Хоть бы одна заступилась…
– Не навреди – так, кажется, у вас, врачей говорят, – вежливо напомнил я.
– Да я ещё никому… не навредила! – каждая конопушка на её пёстром носике покатывалась со смеху.
Рано утром, чтобы избежать ненужных разборок, руководители увели пэтэушников.
Словно кот, я грелся на солнышке и лениво щурился от щекотных лучей. Подошла Женька, Женечка. Доктор Евгения.
– Давай, перевязку тебе сделаем, – и начала отрывать пластырь на животе.
Я задёргался.
– Будешь вести себя смирно – получишь награду, – вкрадчиво говорила докторша.
Заинтригованный, я стойко переносил муки. Она отлепила пластырь, чем-то протёрла, смазала.
– Ну, вот, а заклеивать больше не нужно – пусть подсыхает! – сказала она, поднимаясь.
– А награда? – испуганно завопил я.
Девушка снова наклонилась и поцеловала – так сладко, как никто до этого меня ещё не целовал. Я подался к ней телом, готовый… на всё.
Но она выпрямилась и быстро ушла.
Я лежал и смотрел в синее