– В чем же заключается ваша работа?
Лодер отвернулся.
– Не спрашивайте, – коротко сказал он. – Когда у человека есть одна только способность, и эту способность не в чем проявить, то все остальное ни к чему не ведет. Я обрабатываю чужое поле: тяжелый труд и малое вознаграждение.
Он стоял спиной к огню и смотрел своему посетителю прямо в лицо; в его манере держаться была странная смесь гордости, упрямства и безнадежности.
Чилькот опять нагнулся несколько вперед.
– Почему вы говорите о себе в таких выражениях? Ведь вы человек образованный и воспитанный? – Он предлагал эти вопросы, напряженно ожидая ответа.
– Что значит образованность и воспитание? – спросил Лодер со смехом. – Этим в Лондоне мостовые мостить можно. Что значит хорошее воспитание? Придворное платье, которое требуется при представления королю, – парик и мантия для адвоката. Но разве парик и мантия всегда означают знание дела? Разве придворное платье обозначает и королевскую милость? Нет, воспитание и образование не играют никакой роли. Все дело – в благоприятных условиях. Вы бы должны были это знать.
Чилькот неспокойно задвигался в кресле.
– Сколько горечи в ваших словах! – сказал он.
Лодер поднял глаза.
– Гораздо больше горечи в моих мыслях, – и это хуже. Я один из тех несчастных, которые ждали денег, и потому не выбрали никакой профессии, не избрали себе даже какого-нибудь занятия… у них поэтому нет ничего, за что можно было бы ухватиться при кораблекрушении, – их течение неминуемо выгоняет в открытое море. Я ведь вас ночью предупреждал, что не следует направлять корабль в мою сторону; я – разбитый корабль, который носится по волнам.
У Чилькота вспыхнули глаза.
– Вам, кажется, плохо пришлось от людей? – спросил он. – Проигрались вы в сношениях с другими?
– Другие играли. Я только пострадал от результатов чужой игры.
– И очень?
– Вместо восьмидесяти тысяч фунтов, у меня осталось около восьмисот.
– И как же вы с этим примирились? – невольно спросил Чилькот.
– Мне было тогда двадцать-пять лет, я был полон надежд и очень самонадеян. Но в жизни нет места ни для того, ни для другого.
– А ваша семья?
– Моего последнего родственника я потерял одновременно с моим состоянием.
– А ваши друзья?
Лодер отложил трубку.
– Я ведь уже говорил – мне было тогда двадцать-пять лет. Ведь это все объясняет. Я никогда не думал о том, что будет, – не верил, что перемена денежных обстоятельств может изменить мою жизнь. Словом, мне было двадцать-пять лет. – Он улыбнулся. – Когда выяснилось мое положение, я продал все, оставив себе только стол и несколько книг. Я надел простое платье и отпустил бороду. Потом я положил весь мой капитал в карман и повернул спину Англии, ни с кем не прощаясь.
– На сколько времени?
– Лет на шесть. В это время я объездил половину Европы и добрую часть Азии.
– А потом?
– А