– А как это делается, я не имею опыта, – доверился Филя.
– Все бывает в первый раз, – пошутил Леха. – У нас возле метро таксисты пасут, подчаль к ним и задайся на вопрос девочки.
– Так и сказать?
– Так и скажи: нужна девочка.
– Спасибо.
– Да на здоровье, – иронически развел бутылкой в одну, свободной рукой в другую сторону Леха.
Он постоянно сохранял радость. Радость словно тлела в его груди. Он заливал этот малиновый звонкий уголек спиртовыми консистенциями, но уголек опять отворялся, как хищное око. Ничто не могло утолить Лехиной радости.
Продажная любовь вправду была Клёнову незнакома. Имел место в памяти случай. В музыкальном училище Клёнов, как говорилось, дружил с хоровым дирижером Григорием Настовым. Настов настойчиво критиковал пение Клёнова, на том дружили. Вместе покинули училище на втором курсе. Гена Парамонов, барабанщик, тот, более взрослый и умудренный, остался доучиваться, хотя не раз порывался хлестко забрать документы. Но такова была его взвешенная политика, на которой он, не ущемляя свои перманентные цветастые пьянки, бархатные дебоши и шелковые оргии, удержался в училище. Настов отличительно от Клёнова никуда больше не поступал, сразу занялся мелким бизнесом и крупным запоем, из которого Филя встречал его однажды как космонавта. Настов приветствовал ослабевшей героической ладонью, вымученной улыбкой, и шнурки у него были развязаны. Филя предложил ему глицин, Гриша с омерзением отказался от «колес», настолько не в пример Филе он был честен и чужд любым фикциям и подменам. Филя вел Гришу под локоть, Гена светло смотрел в небо, откуда он только что соскочил мало не покажется, и шептал проникновенно: «Всё чудесатей и чудесатей!..»
Пили вместе как-то пиво на отшибе. Присели на отрадную скамейку рядом с детской площадкой, скамейку, задуманную как родительская: чтобы родители с нее глядели за своими счастливыми детьми, ведь ребенок по умолчанию счастлив на детской площадке. Печаль на детской площадке означает миг взросления, если он приходит раньше положенного срока, человек потом постоянно путает счастье и печаль. Что, впрочем, можно воспринимать и как великое благо. И влечет, влечет его на детскую площадку для счастья и для тоски. Гриша и Филя были такими заранее повзрослевшими индивидами. Но не только они. Мгновенное взросление на детской площадке посещает не только гениев, безумцев и потомственных алкоголиков, это более обширное явление, чем приличествовало считать в безоблачном советском обществе. И самая древняя фирма чутко сориентировалась в переходные годы.
К Грише и Филе подсела раздобревшая, одновременно малокровная девица. Вторая, более стройная и прыткая, тут же совсем рядом сговаривалась растроганно и увлеченно с явно не очень требовательным прохожим. Грузная девица подсела именно к Грише, а не к Филе. Именно в Грише она почувствовала особо щемящую тоску, за которую тут цепляли клиентов. Друзья не выказали рьяной тяги