Я взглянула на него. Он стоял, прислонившись к байку, и смотрел на меня. Заходящее солнце окрасило небо и землю в оранжевый цвет, и казалось, сам воздух отражает закат.
– Жизнь не бессмысленна, если есть, ради чего жить, – сказала я.
Наступила минутная пауза. Я машинально сорвала с зеленого куста, что рос у самого обрыва, широкий лист.
– Знаешь, – сказала я, прерывая молчание, – один мой друг говорит: «Не думай ни о чем, просто чувствуй».
– Какой у тебя мудрый друг, – глаза Вадима лукаво блеснули.
– Ну же, смелее, – я подошла к нему. – Чтобы быть счастливым и получать удовольствие от жизни, тоже нужна некоторая смелость.
– Не хочу, – сказал Вадим и посмотрел на меня исподлобья.
– А ну-ка быстро! Что тебе настроение поднимет?
– Наверное, что-то очень потрясающее.
– Например?
Вадим сделал вид, что задумался.
– Например… Если мне внезапно придет признание в любви, – и быстро добавил: – Ну, или если я так же внезапно выиграю миллион. Хотя первое лучше.
– Это шантаж! – воскликнула я.
– Шантаж? – удивленно вскинул брови Вадим. – Ничуть. Разве любовь не лучшее лекарство от всякой меланхолии?
– Мне кажется, ее тебе вполне хватает.
– Ты знаешь, что нет.
Я ничего не ответила. Он напомнил о нашем первом разговоре с ним, и разговор этот будто связывал нас, делая ближе друг другу. Это невольно каким-то образом стесняло меня. Лист, который я держала в руках, завял и сморщился.
– Хочешь прокатиться на байке? – внезапно предложил Вадим.
– Я никогда не управляла мотоциклом, – испуганно сказала я.
– Все бывает в первый раз, – пожал плечами Вадим.
Я взобралась на седло и оперлась ладонями на ручки байка; Вадим сел сзади и, заведя мотор, положил свои ладони поверх моих.
– Удобно так? – спросил он.
И мы медленно покатились по грунтовой дороге, оставляя позади оранжево-сиреневое небо. Вадим крепко сжимал мои руки, байк гудел подо мной, и когда Вадим немного ослабевал хватку, руль заносило вправо.
Я чувствовала на своем затылке его дыхание, его лицо было близко к моему, так что на своей шее я ощущала его шершавую щеку. Человек этот обладал тонкой душой, но что-то в нем не позволяло мне в полной мере увлечься им. Легкость и непринужденность, с которыми он касался меня, невольно пугали, а уверенность в действиях приводила к мысли, что он знал, что нравится женщине и как с нею нужно себя вести. И мысль о том, что я не первая, кого он вот так катает на своем черном байке, кого касается своими руками, чьей щеки касается его лицо, оставляла осадок в душе.
Как я уже говорила ранее, в семнадцать лет душа моя не знала еще любви. Жизнь моя была полна увлечений, которыми я упивалась. Но увлечения эти только развлекали меня, не оставляя следа в сердце. Возможно, кто-то из моих поклонников действительно по-настоящему