Неожиданно ночь превратилась в день, леса расступились, и среди них открылся город, стоящий на высоком берегу большой и полноводной реки. Он был прекрасен.
Ликующее мартовское солнце освещало город целиком, все улицы, площади, сады и овраги. Даже пустыри в его лучах казались необычными и удивительными.
Был воскресный день. Горожане давно проснулись и теперь расходились из церквей по домам, заполняя узкие улицы обычной для этого часа суетой, оживлёнными разговорами, пересудами, дружескими перемигиваниями, тычками, похлопываниями и рукопожатиями. Колокола церквей пели, не переставая. Фыркали и ржали кони. Лаяли собаки. Под полозьями саней весело скрипел снег. Испуганные возницами голуби били крыльями и пытались взлететь в чистое и высокое небо, в котором безраздельно властвовало мартовское солнце, необычайно яркое и жаркое для этих дней.
Но вот снег почернел и осел. Лёд просветлел и отошёл от берега, вздулся и треснул. Река набухла, поднялась, лопнула и понеслась, растеклась, заполнив собой прибрежные луга. Так, что кусты цветущей сирени, очутившись посреди неё, казались диковинными островами или кораблями заморских купцов, приплывших посмотреть на эту красоту. Колокольный звон по-прежнему продолжал взывать к небу, реке, лугам, людям и очнувшейся после зимней спячки земле: «Проснись, проснись!», «Восстань, восстань!», «Дыши, дыши полной грудью!», «Живи, живи!». Филипс ещё долго слышал его за спиной, когда, миновав город, летел навстречу крестному ходу, спешащему сквозь зазеленевшие леса и поля. Наконец, капитан приблизился к процессии достаточно, чтобы разглядеть идущих.
Впереди шли двое, и оба были ему знакомы. Первым шёл доктор Айзен, почему-то одетый в длинный серый плащ сотрудника спецслужб. Он шёл, как хозяин, уверенными и широкими шагами. Паломники называли его «господином». Второго, что шёл рядом, называли «товарищем». «Товарищ» был ниже ростом, но при этом ни на шаг не отставал от «господина» и, стараясь во всем подражать ему, шёл столь же уверенно и твёрдо. Но вот Айзен заметил капитана, наклонился к коренастому спутнику и указал на Филипса. Когда «товарищ» поднял голову, капитан сразу его узнал. Это был полковник Моррон. Заметив капитана, Моррон язвительно улыбнулся и махнул рукой, словно хотел сказать, что по таким пустякам беспокоить его не стоило.
Теперь, когда колонна была совсем близко, Филипс мог видеть, что не только первые двое, но все паломники старались идти нога в ногу, военным строем. Отчего вся колонна мерно раскачивалась из стороны в сторону, как огромный ткацкий станок. Филипс пригляделся и заметил, что по краям этого станка, то там, то здесь на пыльную обочину