И вот теперь какой-то старый, похотливый козел будет таращиться на ее тело ради собственного удовольствия…
Она подумала о своих худышках-сестрах с запавшими глазенками. О Дане – с острыми локотками и костлявыми коленками; о Кате – с ввалившимся животиком и обтянутыми кожей скулами, похожими на белые ножи под бледной плотью.
Он хочет увидеть мое тело. Ну и ладно. Пусть увидит!
Маркета бросила на пол сорочку и вызывающе посмотрела на пивовара. В своем воображении она видела себя всего лишь рисунком на листе пергамента.
Страха не осталось – только отвращение.
– Раздвинь ножки, девочка, – потребовал старик.
Затем он наклонился и сделал это сам, своими липкими руками.
Кисловатый запах прелого хмеля и пота от лысины ударил в нос, и юная банщица отвернула голову – вдохнуть свежего воздуха, – чувствуя на себе жадный взгляд его крохотных, как бусинки, глаз.
Бумага, напомнила себе Маркета. Она не боялась – он ничего не мог ей сделать, потому что она была всего лишь рисунком в книге, фигурой, выполненной чернилами.
– А, вот они! Губки юной перловицы! – воскликнул пивовар.
Он просунул руку ей между ног.
Почему этот старый дуралей говорит об устрицах? В водах Влтавы водились двустворчатые моллюски с нежной плотью, выползающей порой из-под створок раковины. Их называли также перловицами.
Короткие и толстые, как обрубки, пальцы зашевелились в самом чувствительном ее месте, и Маркета отпрянула.
– Мама! – вскрикнула она.
– Устричка! – пробормотал клиент. – Сладенькая перловица! Раздвинь створки…
– Я же сказала, не лапать! – напомнила Люси, тыча в спину обидчика метелкой. Но упрямец, словно занятый лакомым куском зверь, не обращал на нее никакого внимания.
И тут он вдруг дернулся – раз, второй, третий – и, убрав руку от члена, удовлетворенно застонал.
– Ммм…
Сыпля проклятиями, Люси помогла ему подняться.
– Пан пивовар, вы упрямый старый козел! Идемте со мной. Вода в вашей лохани согрелась и ждет вас.
Она одобрительно взглянула на дочь через плечо и вывела клиента, который шел, покачиваясь, словно пьяный.
Девушка осталась одна.
Глупый старик. И что в этом такого занимательного? Это же отвратительно! Почему они все – и мужчины, и женщины – делают это… как звери в гон?
Думать об этом молоденькой банщице не хотелось. Предложение пивовара не подразумевало никаких чувств.
Я всего лишь рисунок на пергаменте, повторила про себя девушка. Он не может сделать мне ничего плохого.
Успокоившись и собравшись с силами, Маркета выглянула в соседнее отделение