Сегодня Маркета шла по городу, опустив голову и пряча от прохожих лицо. Было холодно, и никто из встречных, с кем здоровалась девушка, не спрашивал, почему она завернулась в платок.
– Добрый день, слечна[3].
– Добрый день, – кивала в ответ Маркета.
На улице Длоуха она постучала в нужную дверь и отступила в ожидании ответа, притопывая, чтобы согреться, по мостовой. Маркета вытащила из деревянного сундука ботинки, хотя мать и нахмурилась – ведь чем чаще надеваешь обувь, тем быстрее ее снашиваешь. Но на улице было холодно, и от булыжников у девушки болели ступни. Она наклонилась и потуже затянула кожаные ремешки, которыми крепились к ногам стоптанные деревянные подошвы. Появившиеся ниоткуда три кошки принялись тереться о ее лодыжки, мурлыча и обнюхивая гостью.
– Ее там нет, – произнес чей-то голос.
Маркета обернулась и увидела бредущего по улице высохшего старика.
– Видел, как уходила утром с корзинкой, – рассказал он. – Может, за грибами отправилась, хотя их сейчас и нет. Скорее, за кореньями или речными мидиями. А вернее всего, пошла на кладбище.
– Вы ведь алхимик, – сказала через платок Маркета. Теплый воздух, пройдя через ткань, вырвался наружу клубочками пара. – А я – Маркета Пихлерова.
– А, дочь цирюльника! – кивнул старик-алхимик и протянул руку. – Приятно познакомиться.
Придерживая левой рукой платок, девушка поздоровалась с ним правой. Он внимательно посмотрел на нее белесыми глазами.
– Почему ты закрываешься, милая?
Маркета вздохнула и опустила платок.
– Из-за сыпи. Поэтому и пришла к Аннабелле. Может, у нее найдется какая-нибудь мазь.
– Похоже на трансмутацию, – пробормотал старик, касаясь ее лица ледяными пальцами. Жест этот был чисто профессиональным – никакого осуждения или отвращения в выражении его лица Маркета не заметила.
– Изменилось ли что-то в твоей жизни или желаниях? Я вижу, что тело пытается сбросить некое противное тебе состояние, – сказал алхимик.
Банщица вздрогнула и постаралась собраться с духом. Этот человек видел ее в первый раз, так откуда же он узнал о ее трудностях?
– Как вы определяете такое, господин? – спросила она.
– Всю свою жизнь я изучал трансмутацию и каббалу. Такая сыпь часто бывает знаком возмущения тела и души. – Он посмотрел ей в глаза. – Тебя ведь тревожит что-то, милая?
Маркета опустила глаза на булыжную мостовую, обледенелую и скользкую.
Алхимик откашлялся.
– Да. Боюсь, я преступил черту. Отыщи Аннабеллу; может быть, у нее найдется что-нибудь для тебя. Она – женщина умная, как и ее мать, и силой обладает большой – для своего возраста.
Пихлерова поблагодарила его. Старик кивнул, повернулся и потащился дальше, к своему дому на Широкой улице, где у рыночных рядов шла бойкая и шумная торговля. Девушка же поспешила к реке по улице Длоуха, в обход городской площади,