«Так-с, мистер Финч, – пробормотал он себе под нос, стряхивая капли с плаща в прихожей библиотеки, – очередной день в цитадели знаний. Надеюсь, сегодня без очередных дебатов о правильной расстановке биографий современных поэтов. Некоторые студенты считают, что алфавитный порядок – это форма творческого угнетения. Иногда мне кажется, что я не библиотекарь, а миротворец на полставки в зоне боевых действий с картонными каталожными карточками».
Привычно кивнув миссис Олбрайт, своей вечно невозмутимой помощнице, погруженной в сражение с непокорным принтером, Артур прошел к своему столу. Утро началось как обычно: разбор вчерашней почты, несколько запросов на редкие издания и тихий гул студентов, уже занявших свои места в читальном зале. Но что-то было не так. Неявное, почти неощутимое, как сквозняк из плохо закрытого окна в дальней комнате. Артур потер виски. Это было знакомое ощущение – легкая рябь на поверхности его внутреннего озера, предвестник чужих сильных эмоций, просочившихся в его мир. Обычно это случалось перед экзаменами, когда воздух в библиотеке буквально трещал от студенческой паники, или когда кто-то переживал тихую драму над страницами романа. Но сейчас было слишком спокойно.
И тут он вспомнил. Обрывок утреннего разговора, подслушанного у булочной, куда он заходил за своим неизменным ржаным хлебом. Что-то о миссис Хабл с Церковной улицы и ее… бельевой веревке.
«Какая жалость, – подумал Артур, раскладывая книги по возвратному лотку. – Миссис Хабл такая милая старушка. Вечно приносит нам свои сливовые кексы. Надеюсь, это были не ее лучшие воскресные панталоны. Потерять любимые панталоны – это почти как потерять часть души. Особенно если они с начесом. Хотя, откуда мне знать про начес…»
День тянулся своей размеренной чередой. Шуршание страниц, тихое покашливание, скрип перьев (да, некоторые профессора старой закалки все еще предпочитали их шариковым ручкам, словно каждый росчерк был произведением искусства). Артур почти забыл о своем утреннем беспокойстве, погрузившись в каталогизацию новой партии книг по средневековой истории – занятие, которое он находил почти медитативным.
Но ближе к обеду дверь библиотеки распахнулась с таким энтузиазмом, что несколько студентов подпрыгнули на своих стульях, а сонный кот Профессор, обычно дремавший на подоконнике, недовольно мяукнул и скрылся под столом Артура. На пороге стояла Пенелопа «Пип» Мерриуэзер, владелица чайной «Золотой Чайник», местного информационного агентства, замаскированного под уютное заведение с лучшими в Оукхейвене булочками с корицей.
Пип была женщиной-фейерверком: маленькая, круглолицая, с копной рыжих волос, сегодня украшенных чем-то вроде птичьего гнезда с искусственными ягодами рябины. Ее щеки горели от быстрой ходьбы и возбуждения.
– Артур, дорогой! – проворковала она, подлетая к его столу и понижая голос до громкого шепота, который был слышен, вероятно, и на кафедре астрономии. – Ты уже слышал? Про миссис Хабл? Это же просто… просто уму непостижимо!
Артур вздохнул. Его внутреннее озеро снова пошло рябью, на этот раз более отчетливой. Эмоциональный фон Пип всегда был… насыщенным. – Добрый день, Пип, – сказал он, поправляя очки. – Если вы о ее знаменитом яблочном пироге, то да, я всегда готов его обсудить. Он действительно уму непостижимо хорош.
– Пирог? Какой пирог, Артур? – Пип нетерпеливо отмахнулась, едва не смахнув с его стола стопку формуляров. – У нее же белье пропало! Прямо с веревки! Средь бела дня! Или, может, ночью? Миссис Хабл сама точно не помнит, она говорит, голова в последнее время как решето после вчерашнего дождя. Но факт остается фактом – кто-то стащил ее… ну, ты понимаешь… предметы туалета!
Она сделала большие глаза, ожидая реакции. Артур сохранял нейтральное выражение лица, хотя внутри уже разворачивалась небольшая комедия. «Предметы туалета, – подумал он. – Какое изящное определение для того, что в народе зовется просто и незатейливо. Интересно, это были те самые, с начесом, или что-то более легкомысленное, для особых случаев? И кто, позвольте спросить, в здравом уме станет красть панталоны миссис Хабл? Разве что для коллекции… очень специфической коллекции».
– Это действительно… прискорбно, Пип, – произнес он вслух. – Миссис Хабл, должно быть, очень расстроена.
– Расстроена? Артур, она в ужасе! – Голос Пип снова взлетел на несколько децибел. – Говорит, это предзнаменование! Зловещий знак! Что кто-то наблюдает за ней! Она даже подумывает о том, чтобы освятить дом! Представляешь? Отца Майкла уже предупредили. А еще, –