Он медленно обошёл купол, осмотрел фотоприёмники, проверил антенны. Всё было в норме. И всё же… было что-то неуловимо неправильное. Как будто здание наблюдало за ним в ответ. Как будто каждый его шаг по насту отзывался эхом не в ушах, а в сознании.
Он остановился перед южной стеной технического блока. На ней, прямо под фонарём, снег был примят – как будто там недавно кто-то стоял. Не животное – слишком аккуратно. Не механика – гусениц не было. Просто… две чёткие ямки, размером со стопу. Он подошёл ближе. Наклонился. Следы уже почти сравнялись с поверхностью, но он чувствовал: это не его воображение. Он не делал этих шагов.
Он пробыл снаружи не более получаса. Но, когда вернулся, в шлюзе что-то изменилось.
Один из фонарей мигал. Совсем чуть-чуть – не регулярно, а с какой-то странной, будто органической периодичностью. Лев вгляделся в него и на миг испытал головокружение, как если бы смотрел не на лампу, а в чью-то зрачковидную глубину. Он отключил питание модуля, перезагрузил сеть – фонарь замолчал. Но в ушах у него ещё долго стоял этот мигающий, неровный пульс.
На третью ночь Лев впервые не смог уснуть.
Он лежал в маленькой спальне – отсеке на втором уровне с низким потолком, узкой койкой и иллюминатором, выходящим на северо-восток. За стеклом – только бесконечная тьма. В комнате не было звуков. Даже вентиляция будто притихла. В такие моменты человек начинает слышать собственную кровь.
Он закрыл глаза. Пытался считать вдохи. Представлял белое пятно. Повторял мантру: «Я один. Здесь никто не может быть». Но именно эта фраза и делала хуже. Никто не может быть – значит, должен быть кто-то, кого просто не должно.
Где-то внизу, в коридоре, раздался звук.
Сначала – лёгкий скрежет, как будто кто-то ногтем царапнул по металлической поверхности. Потом – щелчок. Потом – снова тишина. Лев сел на кровати, глядя на дверь. Он не боялся. Он просто не хотел признавать, что боится.
Он надел куртку поверх пижамы. Взял с собой фонарь. Система видеонаблюдения показывала пустые коридоры. Но когда он спустился вниз, ему показалось, что тишина теперь слышит его.
Коридор тянулся, как кишка живого существа. Фонарь выхватывал фрагменты труб, арматуры, швов. Пол был чистым. Ни пятен, ни царапин. Только… в углу, у дверцы служебного отсека, он заметил что-то странное: аккуратный кружок, как будто оставленный горячим предметом на металле. Едва видимый, но явный.
Он подошёл ближе, дотронулся до места ладонью. Металл был холоден.
Он постоял там долго, слушая, как за стенами стонет мороз. И всё же – решил: это мог быть любой температурный перепад. Он обязан объяснять. Объяснение – щит разума.
Вернувшись в комнату, он записал в журнал:
«03.03.25. Аномалий нет. Шумы в коридоре – вероятно, термическое расширение. Наружные модули стабильны. Вижу следы усталости. Надо нормализовать режим.»
И всё же, перед тем как лечь, он на всякий случай запер дверь изнутри. Ключ повернулся с мягким щелчком,