Тут девочка-подросток тяжело всхлипнула, и чистые синие глаза ее наполнились слезами. Князь Борис быстро поднял на нее взор, но так же скоро и продолжал:
– «Верим, что от этого союза воздастся слава Богу, спасение душам, почет людям и увеличение королевству. Прежде всего хотим заверить, что великий князь Ягайло со всеми своими братьями, еще не крещенными, а также с родственниками, со шляхтой, дворянами большими и меньшими, в землях его живущими, хочет, желает и жаждет принять веру католическую святой Римской церкви».
При этих словах просияли прелаты, как приехавшие с королевой из Венгрии, так и свои, местные, поляки, особенно краковский епископ Петр Выш.
– «Не могли этого получить от него, несмотря на усердные старания, множество императоров и различных князей, так как Бог всемогущий славу эту для вашего королевского величества сохранил».
Борис вновь отвесил королеве Елизавете низкий поклон, и та с венценосной улыбкой, как и было положено по этикету, ответила легким поклоном. Далее литовский посланник пообещал, что герцог Австрии, ранее претендовавший на руку Ядвиги, получит отступного – двести тысяч флоринов.
– «Князь Ягайло обещает и ручается собственными затратами и стараниями вернуть королевству польскому все земли, кем-либо оторванные от него и отнятые, – продолжал читать князь Борис. – Обещает вернуть свободу всем христианам, особенно полякам, по праву войны захваченным и переселенным, и таким образом, что каждый или каждая смогут отправиться куда захотят. Наконец, великий князь Ягайло обещает земли свои литовские и русские на вечные времена к короне Королевства Польского присоединить»[5].
Это были роковые строки. Великая княгиня Ульяна Александровна, пожелавшая остаться в стороне, замерла. Даже лицо ее, в тесном поднятом воротнике, стало каменным. Ради такого случая она и оделась по-особенному – в долгополое черное траурное платье, как будто потеряла всех родных и близких. Она встала далеко у стены, чтобы все поняли – не приемлет она этого решения. Впрочем, ее намеренно отдалили, когда день за днем создавалась грамота. Разве что стражей не отгородились. Не пригласили ни разу. Знали: она не сдержится – скажет свое веское слово, обличит преступную унию.
И вот, документ был готов. Последние строки ясно говорили о том, что после подписания договора война между окатоличенной Литвой и православной Русью будет длиться десятилетиями, а может быть, и веками, как и было прежде.
Так решил ее сын Ягайло, «божьей милостью великий князь литовский, Руси