На обратном пути в Москву я оказался в одном купе с литературными критиками – Владимиром Б. и Николаем М. (с последним я был хорошо знаком). Разгорячённые праздником и радушными проводами, критики завели разговор о наболевшем в литературе и жизни. Мелькали известные фамилии, награждаемые уничижительными эпитетами и выразительными характеристиками, с насмешкой комментировались статьи коллег по цеху и речи политических деятелей.
Конечно, примерно в такой же тональности велись в ту пору разговоры и в кругу моих друзей, но, как у нас издавна повелось, – за дружеским столом, не предназначенные для трансляции кому попало. Сейчас же дверь купе была открыта, поскольку кондиционер, по обыкновению, не работал, и отлитые в безупречную литературную форму инвективы моих соседей беспрепятственно разносились по коридору.
Скажу честно, меня это стало смущать. Конечно, времена не те, но всё-таки… Мало ли… Бережённого и бог бережёт… И когда в очередной раз было не без яда прокомментировано последнее явление народу говорливого Михаила Сергеевича с дражайшей супругой, я, что-то неловко пробормотав, резко толкнул дверь. Она заскрежетала по полозьям, замок удовлетворённо щёлкнул.
Критики уставились на меня. Во взгляде Николая читалась ирония, лицо Владимира было непроницаемо.
– Нет, лучше сидеть в тюрьме, чем загнуться в этом душном купе! – с пафосом воскликнул Николай и отжал скобу. Я был посрамлён.
Дверь медленно отъехала назад и застопорилась. Из коридора потянуло запашком нечистого туалета.
– Вот и Горбачёв так же открыл дверь на Запад, и оттуда попёрла к нам всякая срань, – вздохнул Владимир.
Ну и положение. Закроешь дверь – душно. Откроешь – натянет вони. Как же быть? До сих пор не знаю. Добавил этот вопрос к вечным русским «Что делать?» и «Кто виноват?».
Песни ветровые
Вечерний поезд Москва – Казань был «фирменный», то есть более комфортабельный и скоростной, чем обычные. За всю дорогу – без малого двенадцать часов – полагалось ему всего три остановки. Стало быть, ночной покой едва ли будет нарушен частым хлопаньем дверей и громкими голосами.
В купе я оказался один. Разложив вещи по местам, вышел в коридор. Прямо передо мной висело расписание в лакированной рамочке. Названия двух остановок оказались мне знакомы по прежним поездкам по этой дороге, третье же – Вековка – не припомнил.
Миновали подмосковные платформы с коченеющими на ветру людьми, смолкла суета в коридоре, пассажиры разошлись по местам. Расстелив хрусткую простыню и тяжёлое ворсистое одеяло, улёгся в постель и я, соблазнившись возможностью долгого неторопливого