Информация эта, во-первых, явно предоставлена самим Шубиным, а во-вторых, она, конечно же, не верна.
«Бывший беспризорный», родившийся, как мы помним, в 1914 году, накинул себе три года (тем более что стихи, процитированные нами выше про «тяжёлый год, четырнадцатый год» своего рождения, Шубин ещё к тому времени не написал).
Зачем ему было нужно увеличивать свой возраст?
В эти три года помещалось всё то, что ему было необходимо для достойного поэтического старта. Если ему всего 19 (как и было на самом деле) – и к этому времени ухитрился закончить школу, побывать в Одессе, отучиться в ФЗУ, следом поступить на вечернее отделение конструкторского техникума им. Калинина, одновременно став ударником на заводе, – когда бы он успел всерьёз побеспризорничать, походить по морю, а после ещё и во Владивосток съездить? Причём съездить до того, как он пришёл в литературную группу «Резец», потому что с тех пор, как он там занимался, Шубин вроде бы никуда надолго не уезжал.
Въедливые наблюдатели, узнав, что он родился в 1914 году, сразу бы сосчитали: Паша, в 1920 году тебе было шесть лет, в 1922 – восемь, в 1924 – десять, а дальше началась такая активная борьба за бездомных детей, что за несколько лет проблему беспризорности свели на нет.
В те годы люди подобные вещи считывали легко, и Шубин тоже про это знал. «Где же прячется твоя беспризорная биография?» – спросили бы строгие товарищи, недобро ухмыляясь.
Это Прокофьеву повезло! Родившийся в 1900 году, в 1919-м он вступил в РКП(б), воевал на Петроградском фронте, был в плену у Юденича, бежал, в 1920-м окончил Петроградский учительский институт Рабоче-крестьянской Красной армии – вот это, знаете ли, биография!
А Шубину что было на этом героическом фоне делать? Как о себе заявить?
Революционной и боевой биографии не досталось. Ну так хотя б иными трагедиями раскрасить годы юные.
В том же 1933 году появляется у Шубина стихотворение «Колокол».
Эту церковь строили недавно
(Двадцать лет – совсем пустячный срок…)
Вот она блестит пустыми главами,
Жёлтыми, как выжженный песок.
В год, когда навеки исчезали
В битвах имена фронтовиков, —
Колокол в Тагиле отливали
В девятьсот четырнадцать пудов.
………………………………
Месяц для него опоку ладил
Тщательно, как делать всё привык,
Старший брат мой, пьяница и бабник,
Лучший по округе формовщик.
И в земле, очищенной от гальки,
Выверенной с каждой стороны
Деревянный шлем заформовали
В яме двухсаженной глубины.
Печь плескала раскалённой медью,
Выпуск начинать бы хорошо…
Мастер ждал хозяина и медлил.
И ещё хозяин не пришёл —
Брат мой крикнул: «Выпускай-ка, Костя!
Что хозяин! Ждать их – сволочуг…»
Мастер, задохнувшийся от злости,
Обругался шёпотом и вдруг,
Багровея