Вспоминают: на любых спортивных соревнованиях он – в числе лучших, если не лучший. Тогда были в моде физкультурные пирамиды – он неизменно в центре, а не на самом верху, потому что у этого ещё мелкого пацана – железные руки.
Рассказывают соседи: «Однажды заспорили братья Чичурины с Павлом о том, кто из них самый сильный. Какие только выкрутасы не придумывали братья, а Шубин на это только сказал: “А я к вашему дому огромный голыш прикачу с речки!..”»
На реке лежал тот самый камень, который и взрослые парни не могли сдвинуть. Павла засмеяли.
Утром огромный камень лежал возле дома братьев Чичуриных. Как этот камень туда попал – бог весть.
В городки и в крокет он играл тоже лучше всех ребят на селе.
Периодически встречаются упоминания, что в юности поэт беспризорничал. Легенду эту он запустил сам, и кто-то принял стихотворную шубинскую мифологию на веру.
Впрочем, настоящих малолетних бродяг он повидал немало – это было в те годы неизбежным. Само его детство совпало с лавинообразным ростом беспризорности, охватившей Россию после Первой мировой и Гражданской войн, а также после эпидемии голода 1921–1922 годов, случившейся на территории по меньшей мере 30 губерний с населением до 90 миллионов человек. На первые десять лет жизни Шубина пришлись две страшные войны и один мор. Отсюда в стихах:
Я вспомню всё: ночлежки и приюты,
Мякинный хлеб, приво́ды и моих
Товарищей – раздетых и разутых,
Изломанных в притонах воровских;
Я вспомню всё: тифозные вокзалы
И пожелтевший протокольный лист —
Где слово «малолетний» не смывало
Проклятого клейма «рецидивист».
Всё это было социальной географией его детства и самостоятельного проживания в Орле в пору ученичества: явно драматизируя, он всё равно не слишком выдумывал. Даже если описанное коснулось его не в полной мере, это происходило рядом, вокруг.
Как минимум в форме коротких побегов и мальчишеских, лихой компанией, загулов на несколько дней он подобный опыт имел. Для чуткого и внимательного сердца будущего поэта подобных впечатлений оказалось достаточно.
И отмечаемая современниками дерзостная смелость Шубина, и даже, быть может, склонность его к розыгрышам – наследство тех лет.
Детство – это кони и повозки,
Десять цинков стреляных патронов,
Заменивших бабки и игрушки;
Облачка шрапнелей по-над Доном.
Это берег одноцветный, плоский,
Свежие окопы, ругань, розги,
Голод, шлях и, наконец, теплушки
И асфальт заплёванных перронов.
Это выучка у хитрованцев
Воровать спокойно и без риска.
И ещё – чужой язык жаргона,
Почему-то ставший самым близким;
Потный