Он направлялся к рабочему столу Амели, чтобы сообщить ей о встрече и проследить, чтобы все материалы были готовы – или, по крайней мере, существовали в каком-то узнаваемом виде. Но когда он подошел, то замер на месте, застыв в дверном проеме, будто наткнулся на арт-инсталляцию под названием «Творческий процесс во всей его красе».
Стол Амели напоминал поле битвы после сражения: повсюду были разбросаны бумаги – одни аккуратно исписаны пометками, другие смяты в порыве творческого отчаяния, третьи выглядели так, будто их пытались съесть, передумали и выплюнули обратно. Цветные ручки валялись в беспорядке, словно после попытки создать радугу, но что-то пошло не так. Пустые стаканы из-под кофе с темными подтеками на дне свидетельствовали о бессонной ночи – или, возможно, о нескольких. Несколько смятых стикеров, прилепленных к монитору, кричали яркими буквами: «ПЕРЕПИСАТЬ!», «ПРОВЕРИТЬ!», «НЕ ЗАБЫТЬ!» – последний, кстати, был перечеркнут и дописан: «…слишком поздно».
А в центре этого хаоса… спала сама Амели.
Она сидела, склонившись над столом, уткнувшись лицом в стопку черновиков, словно они были единственной подушкой в этом мире – если, конечно, твоя идея комфорта включает в себя вдыхание бумажной пыли и риск проснуться с текстом, отпечатавшимся на щеке. Ее длинные волосы, обычно собранные в небрежный хвост , сейчас рассыпались по плечам, образуя водопад, скрывающий часть лица – и, судя по всему, служащий идеальным укрытием от дневного света и начальства. Одна рука бессильно свисала со стула, пальцы слегка подрагивали во сне, будто даже в бессознательном состоянии она продолжала печатать. Губы шевелились, бормоча что-то невнятное – возможно, спор с воображаемым редактором или диалог с персонажами, которые отказались вести себя так, как задумано. Она сладко посапывала, издавая тихие, почти детские звуки похожие на мурлыканье.
Престон остановился, скрестил руки на груди, разглядывая ее. Его губы растянулись в улыбке, он едва сдерживал смех, наблюдая за этим нелепым, но удивительно милым зрелищем. Разглядывая ее, он ловил себя на мысли, что в ней не было ни капли фальши – она была настоящей, как страница, еще не испорченная правками, как первое издание редкой книги, которое ценится именно за свои несовершенства.
Он наклонился ближе, почувствовав легкий аромат ее шампуня – что-то сладкое, с нотками ванили. И с улыбкой произнес ей на ухо:
– Амели… – позвал он тихо, будто боясь разрушить хрупкое очарование этого момента.
Тишина. Только легкое посапывание в ответ.
– Амели…
Снова никакой реакции, только легкое движение ресниц – возможно, ей снилось, что она редактирует текст, и сейчас она мысленно вычеркивала его голос.
В голове мелькнула мысль: "Она даже спит так, будто ей плевать на то, что о ней подумают."
Решив действовать более радикально, он громко кашлянул, нарочито шумно и демонстративно.
– Мисс