Потом папа отвез меня в школу. В машине он включил радио погромче, как будто хотел заглушить вопросы, которые могли у меня возникнуть.
В конце месяца, когда на улице стало прохладнее, я попросила разрешения взять девочку с собой на детскую площадку. Сначала мама колебалась.
– Свежий воздух и общение с другими детьми пойдут ей на пользу, – убеждала я.
Мама закусила губу – в последнее время она часто так делала.
– Не отпускай ее от себя. И следи в оба.
– Хорошо.
– Айла…
– Я поняла. Не переживай.
Мама смотрела нам вслед через окошко входной двери. Взяв девочку за руку, я повела ее по тротуару. Листья кружились у нас под ногами, подхваченные порывами теплого послеполуденного ветра.
Соседские дети в большинстве своем равнодушно отнеслись к появлению в их мире нового существа, в отличие от своих родителей, которые вели «взрослые» разговоры – тихое шушуканье за обеденным столом.
«Значит, они все-таки оставили ту девочку?»
«Подобное нечасто встретишь… Я хочу сказать, мы поступили бы точно так же».
«Правда?»
Для детей же она была просто частью общей массы. Еще одним вполне безобидным ребенком, который ждал своей очереди на горку.
Для всех, за одним исключением. Всегда находится кто-то один.
Та девочка жила в двух кварталах от нас. Не помню, как ее звали. Шайна? Шона? Одно из тех имен, в которых нужно растягивать гласную. Ее отец работал в машиностроительной компании и следующей весной перевелся в другой штат. Больше мы ее не видели.
Казалось бы, я должна помнить ее имя после того, что произошло.
Сначала Шайна, или как ее там, бросала на нас тяжелые взгляды. Скользила по девочке своими глазами-лифтами, накручивая на палец длинные белокурые пряди. Я отвечала таким же тяжелым взглядом – навык, приобретенный мною за годы на игровой площадке.
– Чего тебе? – наконец спросила я, не выпуская руку девочки, которая перевела взгляд с меня на Шайну.
– Она тебе не сестра.
– С чего ты взяла?
Девочка сморщила нос, как будто унюхала что-то отвратительное.
– Вы совсем не похожи. Сестры должны выглядеть одинаково.
– Кто сказал, что мы сестры?
– Моя мама. Она говорит, если ее оставят, к вам обеим возникнет много вопросов. Вот почему вы не можете быть сестрами.
У меня вспыхнули щеки. Глаза защипало. Мне хотелось сказать девочке, что ее мама не знает, о чем говорит. Что ее слова оскорбительны. Что она меня унизила. Мне хотелось послать ее к черту.
Но еще одно слово – и жжение грозило вылиться в нечто более постыдное, чем просто молчание.
Я села на скамейку, по-прежнему не выпуская руку девочки. Она посмотрела на Шайну, затем снова на меня. В ее широко распахнутых глазах застыло странное выражение.
Вскоре мы ушли домой.
Убедившись, что мы выдержали испытание, мама на следующий день, к моему неудовольствию,