Баба Яга
Туман стелился по земле, густой, как дым от жертвенного костра. Лес молчал, но молчание это было тяжёлым, будто кто-то затаил дыхание, выжидая. Пятеро воинов пробирались сквозь чащу, их шаги гулко отдавались в сырости мха, а звон железа на поясах казался здесь чужим, дерзким вызовом. Они возвращались домой, к деревянным стенам родного городища, что стояло на крутом берегу Днепра. Добыча – меха, серебро и бронзовые бляхи с чужих земель – оттягивала их плечи, но грела душу. Набег удался, враги бежали, а князь обещал каждому по горсти монет и место у очага. Однако теперь, в этом лесу, победа казалась далёкой, почти призрачной.
Радомир, вождь дружины, шёл впереди. Высокий, с широкими плечами, он привык вести людей за собой – не словами, а делом. Его борода, густая и рыжеватая, была заплетена в косицу, а на шее висел амулет в виде молота Перуна, отлитый из потемневшего серебра. Радомир не любил пустых разговоров, но взгляд его, острый и цепкий, говорил о многом. Он первым заметил, что тропа, по которой они шли ещё утром, исчезла, словно её проглотила земля. Теперь вокруг торчали лишь корявые стволы сосен да ветви, похожие на когтистые лапы.
– Где мы? – буркнул Олег, шагавший позади. Его голос, грубый и резкий, разорвал тишину, но ответа не последовало. Олег был из тех, кто верит только в силу рук и остроту клинка. Суеверия он презирал, называя их бабьими сказками. На поясе у него болтался топор с зазубренным лезвием, а на скуле алел свежий шрам – память о последней схватке. – Лес как лес, чего молчать-то? Или боитесь, что леший за пятки утащит?
– Заткнись, – коротко бросил Велеслав, не поднимая глаз от земли. Он был старше других, худощавый, с длинными седеющими волосами, стянутыми кожаным шнурком. Велеслав знал травы и заговоры, умел унять кровь и предсказать погоду по полёту ворон. В дружине его уважали, хоть и побаивались – слишком уж часто он шептался с ветром, будто тот отвечал ему. Сейчас он вглядывался в следы на мху, хмурясь всё сильнее. – Здесь что-то не так. Земля холодная, как могила, а птиц не слыхать.
– Птицы, следы… – Олег сплюнул. – Устал я, вот и всё. Ноги гудят, брюхо пустое. Надо костёр развести да поспать.
– Не время, – отрезал Радомир. – Солнце садится, а мы не знаем, где выход. Добрыня, что видишь?
Молодой воин, почти мальчишка, забрался на поваленное дерево, цепляясь за кору. Добрыня был самым младшим в дружине, с тонкими чертами лица и светлыми волосами, выбившимися из-под шлема. Он мечтал о славе, о песнях, что сложат о нём у очага, и потому рвался вперёд, даже когда ноги подкашивались. Сейчас он щурился, вглядываясь в серую пелену тумана.
– Ничего, – крикнул он сверху. – Деревья да тень. Будто край света тут.
Последним шёл Борис. Он не говорил почти ничего, лишь молча тащил свою ношу – мешок с добычей и длинный меч в потёртых ножнах. Борис был ниже Радомира, но крепок, как дуб, с руками, покрытыми старыми шрамами. Глаза его, тёмные и глубокие, скользили по лесу, подмечая то, что ускользало от других: сломанные ветки, едва заметный след