Леший повернулся к ней. Его глаза встретились с её взглядом, и на миг Ладе показалось, что он понял. Тень качнулась, шагнула к ней, но огонь вспыхнул сильнее, отрезая её от лагеря. Ветви на его плечах горели, мох осыпался чёрной пылью, и он начал растворяться – не от страха, а от боли. Лес умирал, и он умирал вместе с ним.
Велеслав снова закричал, бросаясь к огню с копьём, но Ратибор ударил его кулаком в лицо. Охотник рухнул в грязь, хрипя, а вождь повернулся к людям. "Назад! – крикнул он. – Все назад!"Они побежали к срубам, кашляя, задыхаясь, падая в дымной мгле. Лада осталась у частокола, глядя, как леший борется.
Он поднял руки к небу, и ветер вернулся – последний, яростный порыв. Деревья за его спиной затрещали, падая, чтобы остановить пламя, но огонь был сильнее. Он пожрал опушку, добрался до глубины леса, и тень начала таять. Глаза лешего погасли, ветви опустились, и он рухнул – не как человек, а как дерево, с глухим стуком, что эхом разнёсся по округе. Дым поглотил его, и всё стихло.
Огонь горел ещё час, пожирая то, что осталось. К утру от опушки до глубины леса тянулась чёрная полоса – сотни шагов выжженной земли, усеянной обугленными стволами. Тишина легла на лагерь, тяжёлая, как камень. Люди вышли из срубов, глядя на дело своих рук. Велеслав сидел у костра, с кровоподтёком на лице, и молчал. Ратибор стоял у частокола, его топор валялся в грязи.
Лада подошла к кромке выжженного леса. Там, где упал леший, не осталось ничего – ни тела, ни следов, только горсть пепла, что ветер унёс в чащу. Она упала на колени, закрыв лицо руками, и заплакала – не от страха, а от горя. Она знала: они победили, но потеряли больше, чем могли понять.
Ратибор подошёл к ней, положил руку на плечо. "Всё кончено, – сказал он тихо. – Он ушёл". Но Лада покачала головой. Она чувствовала: лес ещё жив, где-то в глубине, и он не простит.
Огонь угас, оставив за собой мёртвую землю. Люди вернулись к своим делам, но смех пропал из лагеря. Они выиграли битву, но война с природой только началась.
Дым рассеялся к полудню, обнажив чёрную рану, что тянулась от опушки вглубь леса. Выжженная земля дымилась, обугленные стволы торчали, как кости, а воздух пропитался запахом гари и смерти. Поселение молчало. Люди ходили медленно, будто боялись нарушить тишину, что легла на лагерь после ухода лешего. Костры едва тлели, дети не играли, а женщины шептались, пряча глаза. Победа, о которой кричал Велеслав, не принесла радости.
Ратибор стоял у частокола, глядя на мёртвый лес. Его руки, привыкшие к топору, теперь висели без дела, а лицо застыло в усталой маске. Он не говорил с тех пор, как огонь угас, но все видели: вождь сломлен. Он велел разобрать обугленные брёвна, что остались у опушки, и сложить их в ямы – на дрова, на память, на что угодно, лишь бы занять людей. Но даже это не помогло. Дрова горели плохо, чадили, и тепло от них было слабым,