Он сделался беспомощнее смертных. Бреннан думал – и почти всегда молчал.
Иногда он хотел покончить со всем разом – выйти ночью на пустошь, где бродили голодные волки, или броситься в море с утеса. Люди с их бессмысленными разговорами, грязными жилищами, шумом, глупыми песнями и странными нуждами были ему ненавистны. Их точили болезни, и у Бреннана это вызывало особое отвращение. Князь, лучший воин Скары, был крепче остальных, но и он сильно страдал от прежних ран и подступающих старческих недугов. Ни один человек не оправился бы от такой раны, какую некогда получил Бреннан в бою за красавицу Морну. Тело у людей заживало медленно, а шрамы не сходили вовсе. Еще их постоянно мучил голод или жажда. Бреннану казалось, что люди непрерывно хотят есть и пить, совсем как животные. Он страшно удивился, когда понял, что теперь сам не может долго обходиться без пищи! И более того – тело юноши как будто требовало ее постоянно… Бреннан не находил у людей ничего хорошего.
Убранство их домов было безобразно, одежда вечно обтрепана, ноги в грязи. Украшения никуда не годились по сравнению с теми, что носили девушки из свиты Королевы. На краткий миг его внимание привлекла юная Мэрид, дочь Бригта: ей сравнялось тринадцать зим, и издалека она, светловолосая и сероглазая, походила на деву фаэри. Но стоило ей стать рядом и заговорить, как Бреннан отвернулся от нее с презрением. Рядом с девушками из народа Холмов бедная Мэрид казалась дурнушкой. Непонятно было, отчего соперничают за нее местные мальчишки. Особенно лез из кожи вон чумазый Бойд – однажды приятели даже увидели, как он тащил за ней бадью с водой, и осыпали его жестокими насмешками. Энгус вразумил мальчишек, строго сказав, что мужчине вовсе не постыдно трудиться по хозяйству; только несмышленые дети удирают со двора играть, вместо того чтобы нарубить дров и наносить воды. Бойд с тех пор задрал нос – как же, его назвали мужчиной. «И все-таки, – думал Бреннан, – разве Бойд мог подарить Мэрид белого как снег коня или драгоценный венец, прекраснее которого нет на свете?»
Когда люди пели, Бреннан едва сдерживался, чтобы не вскочить и не броситься прочь из дома. Он думал, что даже волки воют приятнее. И эти нестройные выкрики под сиплый стон дудки или бренчанье струн люди смеют называть пением! Бреннан вспоминал нежный голос Королевы, который разносился меж холмов под звуки арф. А если Король запевал охотничью песнь, его голос летел меж небом и землей, как звон литой стали.
Бреннан усмехался украдкой, и в то же время ему хотелось плакать.
А какие глупости люди болтали, когда рассказывали о случайных встречах с Иным народом… Иной народ – так они называли Короля, Королеву и их свиты. Бреннан молчал, не вмешивался – чтобы не выдать себя. Он думал: пускай люди тешатся. Что им еще остается? Их похвальба не опасна, а смешна. Пусть себе считают, что обладают какой-то властью над жителями Холмов. Пусть думают, что способны призывать их по собственному