– Обычаи в Ирландии так отличаются от наших? Гость поклонился вновь, как будто не найдя ответа.
«Э-э, дружок, ты, кажется, не так прост. Или ты перешел дорогу законным наследникам и бежал, спасаясь от чужой зависти, или решил отомстить родным за небрежение. Кто знает – может быть, тебе это и удалось… Судьба порой благосклонней к юношам, чем к взрослым мужчинам».
– Если ты свободнорожденный и никогда не был рабом или слугой, я буду рад видеть тебя здесь, Бреннан, сын Бронаг, за нижним столом, где сидят твои сверстники, – сказал князь. – А когда ты придешь в силу и станешь настоящим воином, у тебя будет возможность доказать, достоин ли ты по заслугам места вблизи меня.
Бреннан, сын Бронаг, поклонился в третий раз.
Глава III
Бреннана поселили в хижине у старика Грейга и его жены Айли. Те, одинокие и дряхлые, обрадовались постояльцу. Конечно, сначала они поворчали для порядка: куда это годится, брать в дом чужака не гостем, а нахлебником. Кто его знает, к каким разносолам и к какой постели он привык. Чего доброго, не угодишь. Тогда он обязательно посмеется и над бедной лачужкой, которую строил Грейг еще в молодости, и над простыми пресными лепешками, которые ели старики. Айли пекла их всю жизнь: сперва отцу и братьям, а потом мужу.
Бреннан, впрочем, не думал смеяться. Он держался учтиво и, казалось, был рад и лепешкам, и кореньям, и обрезкам мяса. По вечерам их приносил из княжеского дома какой-нибудь мальчишка. Пока чужак не доказал, что достоин места за общим столом, его кормили остатками, из милости. Так кормят странников, больных и безродных. Правда, хватало и остатков: Скара не голодала.
У самой Айли теперь доставало сил только на лепешки: старуха почти не вставала. Когда старики совсем ослабели, одну-единственную козу и трех кур пришлось отдать соседке. Зато уж та не забывала Грейга и Айли: приносила то свежее яичко, то чулки из козьего пуха. Больше всего старуха, не привыкшая сидеть без дела, горевала по своей любимице хохлатке. Однако, поплакав, она махнула рукой: «Без скотины в доме чище будет, да и хлопот меньше. А то больно возни много».
Поутру, охая и едва шевеля больными, иссохшими ногами, Айли подымалась. Она нарочно устроила постель возле самого очага, чтобы не ходить далеко. Старуха толкла в ступе зерно, месила тесто, пекла лепешки на горячем камне и снова ложилась… Бреннан как-то предложил помочь, но хозяйка замахала на него руками: «Нельзя, нельзя!»
– Гейс[1], – коротко сказал слепой Грейг, сидевший у очага.
Бреннан понял: в этом доме хлеб пекла одна только хозяйка. Кто знает, что случится, если за ступку возьмутся чужие руки?
– Что будет, когда твоя жена умрет? – спросил он.
– Я тоже умру, – спокойно ответил Грейг.
– Наверное, ты радуешься, что твоя смерть не за горами. Что за удовольствие жить слепым и слабым?
– Когда-то я был силен и крепок, – сказал Грейг.
– Мы пережили четверых детей, семерых внуков и любимую правнучку, – подхватила Айли. – Рада ли я, что скоро умру?