Со двора полицейского управления доносились хлопанье автомобильных дверец, топот сапог, переговоры, резкие окрики, а в окне видно было, что группа русских вспомогательных полицейских ведет группу подростков и молодых женщин от автомобиля с крытым фургоном к зданию. Тиму было ясно, что это вернулись участники облавы на местных, уклоняющихся от выезда на Запад в порядке трудовой мобилизации. Они привезли задержанных, безосновательно находившихся на улицах в рабочее время. Теперь тех должны были проверить, чтобы установить, нет ли среди них уклонистов, и в случае обнаружения препроводить таковых на сборный пункт под конвоем, а на тех, кто должен был быть на работе в городе, но праздно ходил по улице, наложить взыскание.
– …Да, это досадно, – продолжал директор. – что в наших руках находятся люди, которые могли бы вывести нас если не на саму партизанскую верхушку, то по меньшей мере на тех, кто ступенью ниже ее, и мы никак не можем вытянуть из них информацию. Но ведь всякий добропорядочный немец тоже ни под каким воздействием не предаст Отечество, Нацию, Фюрера, своих боевых товарищей. А славяне, Шёнфельд… это же, так скажем, «порченые», но арийцы. Поэтому они тоже упорны в своем деле.
– Упорство на войне – благородная черта, – Тим вздохнул. – Но это глупо: давать себя терзать и убивать ради иудобольшевиков… Они мне говорят про рабство… в рабстве у коммунистических бездельников им нравится быть, а у полноценного, трудолюбивого народа – нет.
– Вот, действует кровь низших рас, – сказал директор. – Слепое повиновение тому, кто держит власть – в крови у них. Пока они видят, что Сталин и прочая коммунистическая компания еще стоят на ногах – они готовы нас грызть как дикие псы… Ничего, за зиму подтянутся резервы – и… нам главное перекрыть Волгу, а там это паразитическое государство задохнется само. Ладно, скоро обед, Шёнфельд. После обеда я составлю рапорт в комендатуру на основании ваших протоколов – и завтра же… нет, завтра у тюремщиков не расстрельный день, но послезавтра все эти трое фанатиков отправятся на кирпичный завод. Кстати, о заводе: и Очерет, и Иванова работали на «Ростсельмаше», значит, будем отрабатывать других его бывших работников.
– Надо, – согласно кивнул Тим. – Только нелегко это будет сделать: ведь речь идет об огромном количестве людей. И вся молодежь была в Комсомоле.
– Все же меньше, чем отрабатывать весь город, – промолвил директор…
Закончив беседу с директором, Тим вернулся в свой кабинет как раз перед тем, как наступило время обеда, и при входе встретился с только что прибывшим Шрайбером.
– Поздравляю, Шрайбер! Ты ровно успел на обед!
– Благодарю, герр комиссар! – улыбнулся Шрайбер. Пройдя в кабинет, он снял шинель и повесил ее на крюк вешалки.
– Протоколы оставь пока у себя, –