Исповедь. Роман в двух томах. Том 2. Закир Ярани

что не только болезнь, но и вся эта долгая служба в прифронтовых районах существенно истрепала его организм. Он сам знал, что нуждается в отпуске, и даже желательно ему съездить в родной Штутгарт к матери, восстановиться телом и душой. Возвращаясь со службы, он чувствовал себя каким-то выжатым, руки и ноги не хотели слушаться. По утрам у него иногда даже не хватало сил сделать обыкновенную зарядку, и так и ехал он в полицейское управление полусонным. Стоило ему услышать где-то резкий звук или неожиданную речь, как плечи непроизвольно вздрагивали. То и дело на его душу накатывал какой-то тяжелый мрак, угрюмое равнодушие или неясное беспокойство овладевали им, хотя Тим и старался не подавать виду, держался на людях привычно выдержанно и активно.

      Редкая ночь проходила без тягостных снов, в которых то всплывали картины критических боев, бомбардировок и перестрелок, то какие-то машины неопределенной формы, с вращающимися окровавленными деталями двигались безудержным потоком навстречу Тиму, грозя изрубить его тело в куски. А он крушил их молотом, отчаянно пробивая себе путь против их движения, но сил оставалось все меньше, и он начинал задыхаться, вот-вот зловещие, отвратительные механизмы, подступая с разных сторон, должны были зажать между собой и расплющить его грудную клетку… Бывало, снились ему и наваленные перед ним трупы: жутко застывшие и бледные, с диким, хотя безжизненным, выражением лиц, и были среди них женщины, мужчины, дети; потом трупы начинали шевелиться, и при этом лица их не оживали, из них выплескивалась кровь.

      Еще в Майкопе, причесываясь однажды перед зеркалом, Тим обнаружил у себя несколько первых седых волос, а при напряжении последних полутора – двух месяцев седине впору было бы еще прибавиться. Но Тим не мог решиться взять отпуск: слишком напряженная здесь сложилась обстановка, если упустить ее из-под своего контроля, трудно будет потом заново сконцентрироваться на делах, а тот, кто заменит его на время отсутствия, много чего не будет знать и волей-неволей даст подполью слабину. Да и добираться по военным дорогам отсюда хотя бы до Генерал-губернаторства, а потом так же обратно, обойдется в отдельную нервотрепку. Лучше уж Тиму тут и умереть на недавно отвоеванных у русских коммунистов землях, как тысячам солдат на фронте, чем оставлять дела в такой момент.

      Тим снял сапоги, прошел в свою комнату, зажег стоявшую на столе керосиновую лампу, снял и аккуратно убрал в шкаф китель. Затем достал из тумбочки бутылку шнапса. Подумав, решил не обходиться на эту ночь одним глотком, так как перед глазами тошнотворно-назойливо будто маячили мертвенно-бледные лица убитых сегодня партизанами казаков: какие же видения пойдут, когда Тим заснет? С бутылкой Тим ушел на кухню, чтобы взять стакан и налить себе шнапса грамм сто. В кухне также при дрожащем свете керосиновой лампы сидела на табурете у застеленного простой бело-синей скатертью стола одетая в клетчато-коричневый