– Не в том дело. Просто ты пока помирать не собираешься, а мне на кой, чтоб ты потом за мной волочился?
Соловей весь подобрался, и лукавство исчезло из его взгляда.
– А Иван что? Прикуси язык, ведьма! Или сама его отравила?
– Его братья убьют, – со всем возможным равнодушием объяснила я.
– Так скажи ему! Если что-то знаешь, не молчи!
– Ты засиделся, – я указала ножом, которым резала зелень, на дверь и снова принялась за дело. Сталь часто стучала о дерево, а за спиной я всей кожей чувствовала напряженную фигуру Соловья. Разбойника, что бы там Иван ни говорил.
Он выскочил из избы, а я бросила ножик и с облегчением перевела дух. В глазах плескались слёзы, но ведьме негоже плакать, пусть и по добру молодцу. Я поняла, что случится, когда Иван рассказал, что поедет вместе с братьями к царю Афрону. Это внутреннее знание было странным, но я словно собственными глазами видела его изрубленное тело, гниющее на траве в чистом поле.
– Димитрий и Василий – твои братья? – спросила я его тогда, сама не зная, зачем. Иван тут же нахмурился:
– Откуда выведала?
– Отговорись! Беги, если надо, но не езди.
Мужикам только дай волю – посмеяться над чужими страхами. Он что-то пошутил по-доброму, но я прикрикнула:
– Довольно зубоскалить! Хоть в баньке на дорожку попарься! Сама тебя вымою.
Даже ответа дожидаться не стала, пошла топить печку. Иван натаскал воды, а потом сидел на крыльце, пока я не позвала его в баню. Белая кожа царевича, казалось, светилась в темноте. Мы оба молчали, словно совершалось какое-то таинство, но я видела, что мои прикосновения не оставили его равнодушным. Я скользнула мочалкой дальше, чем следовало, и он не выдержал, скрипнул зубами:
– Не покойника обмываешь!
– Вижу, – хмыкнула я. – Ложись, Иван-царевич. И не думай ни о чём.
Я решила полюбиться с ним в отчаянной попытке удержать, отговорить от поездки. И в ту же секунду поняла, что не в моих это силах. Тогда осталось только удовольствие – его в первую очередь, но и моё, потому что царевич был красив и сложен на славу, как полагается воину. Бабское сердце сладко екало, когда сильные руки приподнимали меня, как пушинку или прижимали к себе.
– Вернусь – в жены возьму, слышишь? – бормотал он, пока я ласкала его языком. Я только посмеивалась про себя. Чего не наговоришь в любовном угаре. Иван оказался трогательно нежным и будто неопытным, хотя точно уже задирал девкам подолы – в этом я не сомневалась. Упоительное, давно забытое чувство власти над мужчиной. А потом наваждение прошло.
– Ты глупостей-то не говори больше про женитьбу, – сказала я позже, лежа у него на груди. Правым ухом я слушала частое бухание сердца, не успевшего замедлить свой бег. Иван слегка отдышался и провел пальцами по моей спине:
– Мне царством не править,