– Пошли за отцом Таркфельдом. Скажи, он мне нужен.
Леонардо де Чини ничуть не смущали ни дождь, ни ветер, ни гроза. Окна отведенной ему лично патриархом комнаты были распахнуты и всякий раз с каждым новым порывом ветра ударялись о каменные стены.
Его апартаменты больше походили на мастерскую, чем на опочивальню – большое количество холстов, на которых художник-портретист запечатлевал придворную знать Святогавани. Среди его работ были два портрета патриарха Бальтазара – оба не законченные, – также портреты двух верховных жрецов, четырех знатных дам, трех видных дворян и одного купца. Эти портреты были или почти завершены или полностью, но так или иначе ждали своей оплаты. Было также и два начатых портрета, однако кого в них Леонардо пытался запечатлеть, установить было пока невозможно. Помимо всего у стен стояли диковинные и причудливые механические устройства и изобретения, одно даже походило на льва. На стенах висели чертежи каких-то приспособлений или изобретений, которые он пытался воссоздать вживую. Особенно в глаза бросалось следующее: изображение на бумаге человека в двух наложенных друг на друга плоскостях с симметрично расставленными руками и ногами, вписанными одновременно в круг и квадрат.
Комнату озарял свет от четырех расставленных ровным квадратом толстых свечей, который падал аккурат на практически пустой холст, по которому мэтр де Чини чертил при помощи линейки и циркуля какие-то понятные ему одному линии и окружности.
В комнату вошел его ученик.
– Каспар! – воскликнул высоким голосом художник. – Какого дьявола! Я работаю! Я просил не мешать мне!..
– Простите, мастер, – хрипловато ответил средних лет ученик великого творца, который был куда старше своего учителя, – но к вам просит войти Винченцо дель Фьоро, верховный…
– Я знаю, кто он, дурак!
Леонардо тут же отложил свои инструменты и подошел к своему подмастерью.
– Немедленно проводи его сюда.
– Но, мастер, он не…
– Он – давняя моя цель, дегенерат ты бездарный! Быть может, он, наконец, решил попросить у меня свой портрет? А из-за тебя я могу упустить шанс нарисовать этот геометрически восхитительный профиль! ЖИВО!
Очень зря Леонардо не дал договорить Каспару. Тот быстро выбежал из апартаментов-мастерской своего мастера и через пару минут вернулся с гостем. И его спутником. Именно вид последнего привел Леонардо в замешательство и ужас, который он не осмелился никак выразить.
– Сеньор дель Фьоро!.. Отец Таркфельд?.. – промямлил он, кидая взгляд сначала на одного инквизитора, а затем на второго.
Прелат и его подчиненный внимательно осмотрели это удивительное помещение. Если для Винченцо большинство его картин представились замысловатыми шедеврами, в которые был заключен глубокий смысл, то для Томаса все это выглядело в лучшем случае просто мазней. А в худшем – символом упадка нравственности, морали и этики. Особенно его внимание приковало изображение человека в двух плоскостях. Он поднес ладонь к сердцу, а затем