Единственным светлым моментом была Катрин. Её редкое появление на фабрике превращалось для Даниеля в лучик света. Её улыбка, лёгкая походка и жизнерадостный голос заставляли его забыть о свёртке, о серости жизни, о страхах и сомнениях. Катрин, казалось, замечала его состояние и иногда проявляла беспокойство, задавая вопросы.
– Ты в порядке, Даниель? Ты какой-то совсем задумчивый в последнее время, – спросила она однажды, слегка наклонив голову, так что свет ламп за её спиной очерчивал её лицо мягким сиянием.
Он отвечал что-то уклончивое, не в силах открыться.
Но Катрин скрывала свою собственную боль. После окончания очередного рабочего дня она села в вагон метро и направилась домой. Её маршрут лежал в более благополучный район города. Здесь дома были выше, их стены были окрашены в чуть более светлые оттенки, а на голограммах, сменяющих друг друга, мелькали образы счастливых партийных граждан.
Поднимаясь по лестнице в подъезде, Катрин начала понемногу терять ту жизнерадостность, которая освещала её лицо на фабрике. Каждая ступенька будто стирала её улыбку, и к тому времени, как она подошла к двери, на лице осталась лишь грусть.
Катрин открыла дверь в просторную четырёхкомнатную квартиру, обставленную по последнему слову партийной моды. В гостиной стоял кожаный диван тёмного бордового цвета, напротив него – массивный стеклянный стол с металлическими ножками. В углу стоял барный шкаф, наполненный бутылками дорогого алкоголя. Окна квартиры украшали тяжёлые красные шторы, скрывающие вид на город.
В квартире пахло табачным дымом, который витал в воздухе, смешиваясь с едва уловимым запахом виски.
Её муж, Виктор, встретил её, сидя в своём любимом кожаном кресле, с рюмкой виски в руке. Он был мужчиной, на вид трицати пяти лет с крупной фигурой, высоким лбом и цепким взглядом. Его голос был тяжёлым, пропитанным партийными лозунгами и разговорами о врагах коммунизма.
– Как прошёл день? – спросил он, не оборачиваясь, пока переключал канал на экране.
– Хорошо, Виктор, – коротко ответила она, проходя в спальню.
Катрин знала, что Виктор выбрал её в жёны, когда ей было всего семнадцать, по согласованию с партией. Её молодость и красота считались частью «генетической селекции» для будущего поколения идеальных граждан коммунизма. Они были женаты три года, но она никогда не чувствовала ни любви, ни привязанности к нему.
Виктор настоял на том, чтобы она работала на фабрике проверяющим, утверждая, что это «почётный долг». Однако, каждый раз, когда он говорил о партийных победах и своих заслугах, Катрин молча делала вид, что слушает. Её мысли витали где-то далеко, она чувствовала к нему лишь холодное безразличие.
После ужина Катрин машинально вымыла посуду, убрала со стола и разложила вещи по местам. Её движения были отточенными,