Барыня подколодная. Ольга Пустошинская

она лежала на перине. Скоро стемнело в избе, ушли за тесовую переборку мать с отцом. Вдруг Варька увидела, как через оконную щель в комнату, подобно дыму, вползает Ночница. Была она вовсе не похожа на бабку Минодору, бесплотная, с большим ведьминским носом и растрёпанными космами. Только горели жёлтыми огоньками злые глаза в темноте.

      Варька мигом слетела с печи. Схватила полено из люльки.

      – Крикса-варакса, своего забирай, а моего братика отдавай!

      – Ишь какая… храбрая, – проскрипела Крикса.

      – Да, храбрая. Отдавай моего Митеньку!

      – Если до первых петухов найдёшь – забирай. А нет – навсегда моим останется, а мать твоя до смерти с поленом играться будет, – усмехнулась Крикса.

      Сказала и уползла чёрным облаком в оконную щель.

      Варька замерла, прислушалась. Ей показалось, что где-то рядом заплакал братик, это был его плач. Варька заметалась по избе.

      И тут в зыбке заверещал-завизжал подменыш. Бросилась Варька к люльке, а там полено надрывается, рот – дырку от сучка разевает. Думала она, что мать проснётся, но та не пошевелилась. Не иначе, сном-мороком Ночница её одурманила.

      – А, какая хитрая! Это нарочно, чтобы я не слышала, где Митя плачет, – догадалась Варя. Хотела она было выкинуть подменыша в окно, но увидела рожок с молоком. Сунула соску в дырку от сучка – полено зачмокало, зачавкало.

      Застыла посреди избы Варька, Митин плач ей почудился теперь за окном. Выскочила на крыльцо босиком, в одной ночной рубашке.

      – Митя! Митенька, отзовись!

      Плач слышался ей и в хлеву, и в курятнике, и на огороде.

      «Обманывает, уводит, хитрая!» – подумала она. Со страхом смотрела Варька на небо: скоро рассветёт, скоро петухи запоют, а братика она не нашла.

      В избе опять заверещало полено, его крик был слышен и на улице. Варька вернулась в дом, упала на пол и расплакалась. Навсегда братик останется у Ночницы, а мамка будет нянчить полено.

      Вдруг её чуткое ухо уловило стон как будто из-под пола. Погреб!

      Отбросила Варька полосатую дерюжку, потянула крышку погреба за железное кольцо, насилу открыла. Спустилась по лесенке в холодную темень и услышала близко Митькино кряхтенье. Нащупала свёрток в пелёнках, прижала к себе. А тут и петухи запели.

      Тотчас морок-дурман пропал, проснулась мамка.

      Долго она не могла поверить, что полено за Митеньку принимала. Говорила, что подменыш и ручками-ножками болтал, и гукал, как Митенька, только кушал плохо.