– Да, Мидори, это я, – я повернулась к девочке на третьей парте. – Как видите, я… изменилась после аварии.
– Вы теперь робот? – выпалил Кейске с задней парты.
– Киборг, – поправила я. – Мой мозг остался человеческим. Все остальное…
Я сделала паузу, глядя на их лица. Раньше я бы почувствовала неловкость, волнение, желание успокоить их страхи. Теперь я лишь регистрировала их эмоциональные реакции, пытаясь подобрать правильный алгоритм ответа.
– Сегодня мы должны были начать изучение современной поэзии, – я включила головой экран. – Нейросеть подготовила материалы о метрике, ритме, художественных приемах…
– Но как вы можете учить нас поэзии? – вдруг спросила Аяко, обычно молчаливая девочка с первой парты. – Разве вы… чувствуете её теперь?
Вопрос повис в воздухе. Я помнила, как объясняла им неделю назад, что поэзия – это не просто слова, это чувства, облеченные в слова. Что важно не только понимать смысл, но и ощущать его сердцем.
Теперь же у меня не было сердца. Только процессор, анализирующий ритмические паттерны и лингвистические конструкции.
Когда Аяко спросила о чувствах, я могла бы рассказать ей, что даже у обычных людей эмоции – это сложный танец нейромедиаторов, электрических импульсов и гормонов. Что "естественные"чувства тоже можно разложить на химические формулы и электрические сигналы. Но разве это сделало бы их менее настоящими? Разве математическое понимание радуги делает её менее красивой?
– Я помню, как чувствовала, – сказала я наконец. – У меня есть все знания, вся память о том, как стихи затрагивали душу, как слова могли заставить сердце биться чаще…
– Но это уже не то же самое, – тихо сказала Мэй.
Система отметила повышение температуры процессора – мой эквивалент эмоционального напряжения. Как я могла учить их понимать красоту поэзии, когда сама теперь воспринимала её только как набор данных? Как могла помочь им стать людьми, когда сама балансировала на грани человечности?
"Вспомни, как это было,"– сказала я себе. "Ты все еще помнишь."
– Нет, не то же самое, – согласилась я. – Но, может быть, именно поэтому я могу показать вам что-то новое. Как стихи выглядят с другой стороны. Как можно видеть красоту не только чувствами, но и разумом.
Они смотрели на меня с сомнением. И я их понимала. Разве может фарфоровая кукла научить их быть людьми?
Вызов в кабинет директора пришел через три дня после моего возвращения. Система мгновенно проанализировала сообщение, отметив повышенную срочность и официальный тон. Я уже знала, что меня ждет – слухи распространялись по школе со скоростью 2.7 разговора в минуту, согласно моим наблюдениям.
Директор Танака не была одна. Рядом с ней сидела Ямамото-сан, мать Хироки из моего класса. Её пульс был учащен (94 удара в минуту), а уровень кортизола в поте указывал на сильный стресс.
– Оказе-сенсей, присаживайтесь, – директор жестом указала на стул. Я отметила, что второй стул стоял на расстоянии 1.2 метра от места Ямамото-сан. Намеренно или