– Вот так прямо сразу – в щи?!
– Конечно. Ты ведь гость.
– Слушай, Штирлих, а Рексиха… того… э… тоже в щи нельзя?
Тот с некоторой тоской воззрился на натужно дышащего в тени будки пса размером со средний велосипед.
– Нельзя, – не без сожаления ответил Штирлих, тоже испытывавший, как уже подметил Конрад, определенные проблемы в отношениях с Рексихом. – Подарок тестя.
Конрад и Штирлих привалились к жердинам высокой приставной лестницы, доживавшей последние дни: почерневшее, трухлеватое дерево могло подкоситься в любой момент. Конрад был вынужден признаться себе, что забраться по такой лестнице у него не хватило бы духу. А вот Штирлих отличался не в пример большей храбростью и пускать вверх по лестнице супружницу ничуть не боялся.
У самой супружницы все в руках спорилось, кипело, горело, наливалось. Она успевала сделать то, что было под силу не менее чем полудюжине человек. Именно поэтому, догадался Конрад, Штирлих предпочитал ни в какие хозяйские дела не вмешиваться – просто чтобы не путаться под ногами.
– А что ваш шепелявик не вставит себе зубы? – поинтересовался Конрад.
– Пунтарих-то? – хмыкнул Штирлих. – А зачем? Этот хитрюга на ежегодном конкурсе скороговорок быстрее всех и – заметь – без единой запинки выговаривает самую трудную скороговорку: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку». Всегда конкурс выигрывает. Всегда!
– ШлаШашапошошшеишошалашушку! – протараторил Конрад. – Хм… Действительно, не ошибешься.
Между тем голова Альхины, которую оба считали прогуливающейся по потолку, высунулась над плетнем огорода:
– Эй, скороговорщики, принéсьте-ка мне грабли!
Штирлих в смущении бросился выполнять поручение. Через минуту он вернулся из сарая с тремя граблями. Конрад с интересом принял один из образцов любопытного инструмента и направился вслед за Штирлихом в огород.
В огороде уже вовсю кипела работа. Над грядками усердно реяло распятое пугало. В одном из углов, несмотря на жару, трудилась бригада земляных поросят, особая порода свиней, выведенная для помощи по приусадебному хозяйству – вскапывания и рыхления почвы крепкими пятачками, а также ее унавоживания. Поросята Блюцев были как раз заняты рытьем канав, в которых намеревались перележать самое пекло: стрелка часов приближалась к одиннадцати. Их десятник носился по выделенному под рытье участку, подгоняя подчиненных тычками, укусами и проклятьями.
– Ты что, Альхиночка, – спросил Штирлих, встревоженно озираясь, – никак решила весь огород засадить?
– А что ж и не засадить? На что он еще, огород-то?
– Интереснечко… А где ж сорнякам теперь жить?
– А я что, виновная, раз крапива и прочая дрянь прут везде, куда их не приглашают?
Альхина вдруг принялась прыгать, отчаянно вдавливая комья одной из грядок в землю, но также внезапно и остановилась, в смущении