– Да что вы привязались к моей цивилизации? – после того, как первое потрясение плена прошло, Конрад почувствовал в себе силы не только призывать своих оппонентов к разуму, но и огрызаться. – На себя полюбуйтесь!
При этих словах старцы с любопытством уставились друг на друга. Результаты осмотра им явно не понравились: обступив Конрада, они принялись толкать его в грудь и щипать рукава его спортивного костюма, подкрепляя свои толчки и щипки криками.
– Мальчики, мальчики! Вы что? – Конрада их реакция напугала, но при этом и изрядно позабавила.
Однако двусмысленность ситуации сильно усугубляла его душевное состояние. С одной стороны, его распекали люди младше его на девятьсот с лишним лет. С другой – то были настоящие старцы: убеленные мудростью прожитых лет и оказавшиеся на склоне жизненного пути. Как можно было относиться к ним без должной серьезности?
– Мальчики?! Ты все-таки недалек, москвич. Ты – как карапуз в резиновых сапогах, который полагает, что утонуть в луже – его долг. Так и ты.
– Вы знаете, эти ваши сравнения прекрасны, но мне они ни о чем не говорят. Я был карапузом так давно, что не помню, были ли у меня резиновые сапоги.
– Шдешь у тебя появитша отлишная вошмошношть ишправить это.
– Здесь? – Конрад скептически покосился на голые ступни старейшин.
– А што – именно шдешь! Где ше ешё?
– Старички, старички, не напирайте! Какие у вас ко мне могут быть претензии? У меня впереди вечность. А вы беситесь, что у вас времени в обрез.
– Время! Что нам время? Время не подчиняется воле человека. Его нельзя ни ускорить, ни замедлить. Но именно от человека зависит, тянется оно или летит. Мы проживаем нашу короткую жизнь так, как тебе и не снилось прожить за свою вечность. Ты гонишь свою жизнь вперед, в нетерпении ожидая, когда же она изменится к лучшему – не затем ли поворотом? А она все не оправдывает питаемых надежд, да не оправдывает. Что, так ведь, а? И с этим самым упрямым образом связано то, что для тебя жизнь – мука. А мы дорожим каждым мгновением, чего не умеет делать человек, обреченный на вечность. И потому мы за день проживаем то, что тебе не прожить и за век.
Антарих отступил на шаг и, театрально откинувшись назад, принялся вызывать время на разговор:
Что можешь ты,
Мгновенье, сладкий миг?
Сладкий миг моментально отозвался и задекламировал:
Могу пробыть с тобою вечность
И в день грядущий не спешить,
У времени занять безбрежность.
Антарих удовлетворенно кивнул и вновь затянул:
Что хочешь ты,
Мгновенье, сладкий миг?
Мгновенье на мгновенье замешкалось, но, спохватившись, торопливо зашепелявило в ответ:
Хошу швободу дать тебе,
Но дороши швободой этой.
И помни: