Я торопливо собрался в путь – сложил в свой дорожный саквояж смену одежды, ампулы с абстракцией и череп Ирчи. Переоделся – сменил военный китель на более удобную для путешествий одежду. Нахлобучил на голову отинскую шляпу-колпак, доставшуюся мне от отца. Пристегнул к поясу меч и вышел из дома. Янук помог мне оседлать моего гриффта, злющую зверюгу по имени Филарет.
Когда я взобрался на спину гриффта, вольнонаемник Фрол спросил меня, а что собственно делать им.
– Бегите, – велел я. – Поторопитесь, пока море не поглотило перешеек. Спасайтесь! Тикайте – к херам собачьим, чтоб через минуту ноги вашей здесь не было! Это приказ!
Гриффт взмыл в небо. Я расхохотался – давая выход скопившейся за последние дни нервной энергии.
Притронувшись к поводьям, я направил Филарета на север. Я думал, что на север. Я хреново разбирался в географии Энрофа – слишком хреново для сына одного из создателей этого мира.
Куда я летел? Меня накрыла внезапная блажь. Я захотел побывать на Краеугольном Севере. Там, где кончается мир и начинается Пустота. Там, где столь холодно, что время замерзает и замедляет свой ход. Я не знал, что за невзгоды ждут меня впереди. Но перед этим мне хотелось увидеть северный угол мира.
Я объяснил Филарету свое желание. «Ты – дурак, отин», – ответил гриффт, пожав плечами так, что я чуть не вылетел из седла.
После этого я пристегнулся страховочным ремнем, закатал рукав свитера и умиротворил бушующий во мне внутренний огонь инъекцией пятидесяти миллиграмм чистейшей абстракции.
Прибыв на Краеугольный Север, мы с уставшим после долгого перелета Филаретом заночевали в пустой дощатой хижине, выстроенной неизвестно кем, а я был слишком вымотан для того, чтобы расщеплять зрение и вызнавать сокровенную историю этой лачуги. Мне было достаточно того, что в ней было сухо, а после того, как я зажег в очаге огонь – еще и тепло.
Заснув, я попал на аудиенцию к Олафу. Выряженный в расшитый красными тюльпанами жилет, король-сновидец играл сам с собой в картинки.
– Присоединишься? – предложил он мне, словно я мог отказаться.
– С удовольствием, ваше величество, – покривил душой я. Да-да, ложь – величайший грех в нашем мире, а я лгал моему королю.
– Красные или синие? – спросил меня король.
– Синие, – ответил я, зная, что Олаф предпочитает картинки с красной рубашкой.
– Вытягивай, – хмыкнул Олаф.
Играли мы молча. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы проиграть. И проиграл.
– Хрена ты дезертировал с заставы, Петруха? – спросил Олаф, довольный своим выигрышем.
– Это застава дезертировала из-под меня, ваше величество. – ответил я. – Остров утонул. Ушел под воду.
– Это не повод для дезертирства. Ты должен был остаться на своем посту, будь ты верным подданным своего короля, – нахмурился Олаф.
Я не знал, что ответить. Потому молчал. Ежился под злым взглядом короля.
– Ты позор нашего народа. Я давал тебе несколько шансов для искупления.