Предатель… Предатель… Предатель… Сказал, что меня просто осмотрят.
Предатель… Предатель…
Я не очень хорошо помню того, что было дальше.
Я не участвовала в следующих событиях.
Я спряталась куда-то в уголок сознания, и дальше всё происходило само.
Я лишь наблюдала за происходящим через окна с красными стеклами.
Моё тело сидело на стуле.
Моё тело со всех сторон окружили, обступили стены – пульсирующие, вибрирующие.
Над моим телом навис потолок – давил, словно палец букашку, давил своей тяжелой пыльной белизной.
Из моего рта сам по себе вырвался крик. Вроде того, из которого родилась Наранга. Бессловесный, громкий, на пределе возможностей. Словно черный бич хлестал окружающую белизну.
Отец находился здесь же, рядом, но так далеко, так далеко. Я сгорбилась, сжалась в комок. Моя правая рука сжимала локоть левой, левая вцепилась в разом намокший подол футболки. Я кричала и не могла остановится. Врачиха бесстрастно разглядывала меня и заполняла какой-то формуляр. Папа пытался меня успокоить. Но разве можно было ему доверять. Предатель… Нет… Не могу, не хочу, зачем так. ЗАЧЕМЗАЧЕМЗАЧЕМ
. . .
. . .
. . .
В сознание я пришла в общей палате психиатрической больницы.
Тридцать коек, на которых лежали или сидели разного возраста человеки женского пола – мои ровесницы, взрослые тетки и древние старухи. Старухи преобладали. Болел левый локоть, который украшали пять синяков – отпечатков моих пальцев. Одежда куда-то делась, вместо футболки с персонажами Grim Dawn и джинсов с дырками на коленях на мне была надета больничная пижама. Вошли три медсестры – они по очереди раздали всем какие-то таблетки и повели нас на ужин. После укола я очень плохо соображала, не знаю, ела я что-то в тот день или нет.
Дышалось тяжело – спертый воздух, вобравший в себя выдохи тридцати людей, запахи их тел. Мозг хотел, чтобы я плакала от жалости к себе и от обиды на отца, но тело отказывалось. Наверное, лекарство, которое мне укололи, перекрыло краник на моих слезных каналах.
Я лежала с закрытыми глазами, пока тьма глубокого сна без сновидений не накрыла меня.
Глава 2. Никольский.
1. Стяг из мертвой травы.
Когда овца испустила дух,
мясник наполняет ее собственным дыханием.
Джалаладдин Руми
Чем ближе конец твоего мира, тем слаще сны, которые ты зришь в ночи…
Если это так, то за свой мир я мог не переживать – каждую ночь меня донимают кошмары. По большей части – картины дней минувших, превратившихся в зыбкое прошлое – давным-давно, далеко-далеко отсюда.
Воспоминания об этом ужасе до сих отчетливо и живы – ужасе, с которым я ожидал наступление нового дня и приближение армии, которую Олаф выслал для подавления нашего бесславного Шадринского бунта. Четыре когорты фанатиков-гвардейцев под