Может быть, стоит поспать еще пару раз, а потом выбрать лучший вариант – и с ним уже дальше работать по-настоящему?
С другой стороны: кто сказал, что после написания первого же романа черти с радостными криками потащат меня вариться в свой котел? А что если бог разрешит моим книгам появиться в мире живых. Типа, я умер, но нашлось мое наследие.
Никто ведь не станет выяснять, когда именно я все это написал: до или после смерти. Да ни у кого и мыслей таких не возникнет. Ну, разве что будет соблазн у кого-то из таких же графоманов, как я, присвоить себе бесхозные тексты, но Лера этого не допустит!
Ясно только одно: сны мои и, соответственно, возникающие из них рассказы, – они навеваемы и управляемы кем-то извне. Кем-то, судя по всему, совсем не розовым и пушистым.
Но ведь рассказ-то мне понравился. Это была моя лексика, мои синтаксические и пунктуационные ошибки. Никто, кроме меня, не мог все это наваять. И рассказ этот мне тем и импонировал, что был насквозь личностным.
Было лишь одно но: я сам не знал некоторых терминов и магических понятий, которые проскальзывали в тексте. В рассказе все было органично, возможно, выдумано, но я не был в этом убежденным на все сто.
Однако писал, точно, я. Только не помню, когда. Возможно, текст мне диктовали, и то, что я принял за сон, было, на самом деле, – вдохновением. Одно непонятно. В горах не было «ноута».
Впрочем, вот еще один вариант: я провалился в свой компьютер и стал сознающими свою личность и уникальность байтами информации, которые, как вредоносная программа, одни файлы кушает, другие – дублирует, а третьи – создает сама. Таким и проясняется мое скитание в пещерах. Я просто забрался в саму оперативную систему, а невидимые мосты – это скрытые системные файлы.
И тогда получается, что я смотрю на мир с той стороны монитора.
Придет Лера, включит «комп», откроет тексты, начнет ошибки править, а у меня приступ начнется, например, эпилепсии. Или почки откажут, или инфаркт случится.
Одно радует: в этой очередной моей утопии было и хорошее обстоятельство. Получается, что мои сны, так сказать, оцифровываются, перегоняются из видео в текстовый формат и сохраняются в моем «буке». А это значит, что все, что я здесь напишу – непременно увидят живые люди. Лера постарается, хотя бы в память обо мне.
И вдруг мне показалось, что заставка рабочего стола ожила: Лера на фотографии моргнула и тряхнула волосами.
На долю мгновения я засомневался, и чуть было не поверил, что если протяну руку, Лера выдернет меня отсюда в реальность.
Я осторожно коснулся пальцем монитора – иллюзия. Нет никакого живого тепла. Сразу – словно камень с души свалился. Вот вечно так: сначала насочиняю невесть что, а потом сомневаюсь: вдруг, правда?
И,