– Ягеллона, прими обязательство нового Призыва.
Не отказаться. Жду.
Электрический разряд прошивает и скручивает тело. Задание без слов, как гвоздь, вбивают в сознание. Все, Печать Призыва на мне.
Они же обещали! Нет, это бабуля говорила. Остальные грымзы в нашей беседе не участвовали. И что я должна сделать? Как понять без слов? Что это такое, Вбогадушумать! Почему я? Зачем?
Вторая справа старая ведьма подается вперед и говорит:
– Сегодня второе декабря. Дело необходимо завершить!
Больно бьюсь коленями об кафель. Я забыла! Эта пытка уже стала традицией. Меркнет свет. Я снова во втором декабря тысяча девятьсот сорок первого.
Немцы рвутся в Москву. К Наро-Фоминску не подойти даже по Тени. Там бушует настоящий ад. Сжигают целые деревни с жителями. Когда приходят морозы, людей загоняют в холодные сараи и держат под охраной без тепла и еды. Река Нара течет красная от крови. Она не встает: свежий лед разбивают снаряды. Вдоль улиц города – груды камней.
На часах три минуты восьмого. Темно. Вечер. Начинается легкий снег. Палатку освещает керосинка. Сейчас подключат резервный генератор, и мы продолжим работать. С первой волной раненых справились. Говорят, сейчас привезут следующих.
В центре операционной в бочке горят дрова, дым выходит наружу по длинной трубе. Вместо пола – деревянный настил. Из каждой щели тянет холодом. Ноги мерзнут в валенках. В перерыве, не размываясь, стоим у импровизированной печки и греем руки. Все устали. Васька Плетянин молчит. Он даже не выходит покурить. На улице мороз. Говорят, завтра будет еще холоднее. Обещают февральскую стужу.
Писем от тебя нет и не может быть: мой госпиталь часто меняет дислокацию. Мы, как цыгане, кочуем вместе с линией фронта.
Вспоминаю нашу последнюю встречу. Четвертое ноября. Мы в очередной раз переезжаем. Не помню, почему нас задерживают на сутки под Одинцово. Сейчас нам дают несколько часов на отдых. Васька курит на скамейке. Я стою к нему лицом и не вижу, кто подходит со спины.
Слышу голос:
– Товарищ военврач третьего ранга!
Не верю ушам, поворачиваюсь. Это ты – живой и невредимый. Плетянин от неуставного приветствия роняет в снег папироску.
– Это кто? – спрашивает он.
– Мой муж.
Дальше все в тумане.
Утром мы выдвигаемся ближе к Наро-Фоминску. Вечером, уже в темноте, попадаем под обстрел. Сначала нас освещают зажигалки, мы как на ладони. Потом вокруг ложатся снаряды. До сих пор не знаю, как проскочили живыми.
Устраиваемся в одной из полуразрушенных деревень. Холодно. Голодно. Тяжело. Едва начинаем работать, в соседнюю избу попадает бомба. Живых нет.
Потом мы снова перебираемся в другой поселок. Там стоит каменная амбулатория. Нам не везет: на следующий же день рядом с ней падают две бомбы. Выбивает стекла, но стены целы. Перевязочный материал, инструменты валяются в грязи вперемешку с битым стеклом. Едва прекращаются взрывы, фельдшер включает автоклав: нужно обработать заново то, что уцелело. Васька басом орет непотребства. До уровня Ядвиги Карловны он пока недотягивает. С ней