– Лон, не напрягайся, все нормально. Выпей чаю с сахаром. Михалыч поделился.
За кружкой все расплывается. Неприятно. Непонятно. То ли возраст, то ли глаза устали. По паспорту сорок два стукнуло. Бред.
Ползу в туалет. Спасибо администрации, душ могу принять.
– Андрюха, не жди.
– Ну уж нет. Возвращайся, мне поручили тебя накормить. Я там принес, – он машет в сторону стола.
Андрей не знает, что меня сутки тошнит после работы. Только пить могу. Как же шатает. Не завалиться бы.
– Лон, все хорошо?
– Ага. Когда поплохеет, услышишь.
Пусть сидит. Дверь плотно закрываю. Знаю, он не зайдет. Так, для порядка. Подхожу к зеркалу и пугаюсь.
На меня смотрит растрепанное страшилище с налитыми кровью глазами. Сколько раз обещала себе поставить увлажнитель воздуха. Хотя бы мокрое полотенце на батарею положила. Не положено, но очень уж сухо.
– Не знаю, кто ты, но я тебя нарисую, – обращаюсь к себе самой.
– Чего? – тут же раздается из-за двери.
Хм, Смирнов бдит, волнуется. Пустячок, а приятно. Умываюсь. Расчесываю темные волосы. Сегодня без мелкого беса, влажность невысокая. Седины нет, лет через пятнадцать появится. Глаза уставшие, обожаю красное с зеленым. Где-то у меня капли были. Ага, вот, нашла. Раз, два, свет не так режет. Теперь крем. Отлично, морщины вокруг глаз почти незаметны. На косметику сил нет. Хотя можно румяна наложить. Уже лучше. Хорошо, меня коллеги в Тени не видели. Горящие зеленые фонари «очей» и прекрасное до жути древнее изваяние.
Твое отражение появляется за моим плечом. Оно говорит:
– А раньше ты этого не делала.
Черт, баночка с кремом упала.
– Илон, грохнулась? – тут же реагирует Андрюха.
– Не дождешься, Смирнов! – отвечаю на автомате.
Я вижу тебя. Поворачиваюсь. Боюсь прижаться: ты исчезнешь, если попытаюсь тебя коснуться.
Ты сам обнимаешь меня:
– Здравствуй, Геля. Я скучал.
Чувствую силу твоих рук. То ли ты стал выше, то ли я усохла.
– Нет, забыла. Столько лет прошло, – ты отвечаешь моим мыслям. – Я ненадолго, Геля. Вернусь, когда будешь одна.
Машешь головой в сторону двери:
– Кто он?
– Друг. Товарищ по работе. Ревнуешь?
– Как? Я же мертвый!
Ты прислушиваешься к чему-то, потом улыбаешься:
– Правда, хороший друг.
За дверью не успокаивается Смирнов:
– Илона, ты что там говоришь? Не разобрать ничего. Тебе плохо?
– Все нормально. Сейчас выйду.
Ты разворачиваешь меня лицом к зеркалу:
– Посмотри на себя. Ты такая красивая. Знаешь, тебе идет этот странный костюм.
– Это хирургическая форма. Я ее на работе надеваю.
– Все, покидаю тебя ненадолго, – ты говоришь и исчезаешь.
Из зеркала на меня смотрит худощавая женщина слегка